Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

лежал среди сбитых, влажных от пота простыней и подушек, на огромной кровати под балдахином из тосканской парчи. Парча местами вытерлась и выцвела от солнца. Светлые кудри Готлиба потемнели от пота, виски ввалились, под глазами залегли коричневые тени. Он лежал с закрытыми глазами, его губы обметало от жара. И он все шептал, шептал, шептал:

– Ich lieb dich, mich reizt deine schöne Gestalt…

Дитя, я пленился твоей красотой, неволей иль волей, но будешь ты мой…

…Лесной царь нас хочет догнать,

Уж вот он, мне трудно, мне тяжко дышать…

– Бред, ваш воспитанник бредит, – сказал врач. – Лекарство поможет, пока нет оснований для волнений.

И покинул спальню, подхватив свой саквояж и пообещав вернуться утром – проведать больного.

Служанка Франческа налила из кувшина в таз холодной воды и начала готовить новый компресс, чтобы сменить его на лбу юноши.

Йохан с минуту еще созерцал кузена, метавшегося в бреду на огромной дубовой кровати виллы Геката, а затем, строго наказав служанке не покидать больного, пошел к гостям.

Этот новый приступ лихорадки, обрушившийся на Готлиба два дня назад…

Они с женой Либби такого развития событий не ожидали. Честно говоря, и не надеялись даже. Потому что Готлиб казался совсем выздоровевшим.

Но врач утверждал, что опасности нет. Готлиб и на этот раз не умрет. Лихорадка потрясет его несколько дней, а потом отступит. Быть может, навсегда. Быть может, это просто рецидив. И кузен вскоре вовсе забудет о том, что когда-то болел, потому что молодость забывчива. И эгоистична.

Йохан Кхевенхюллер миновал длинный коридор и очутился на парадной половине виллы Геката. Тут располагались залы для приема гостей: салон, гостиная, столовая и будуар. Гости сидели на диванах в гостиной.

Звуки рояля…

Мадам де Жюн наигрывала новый вальс Верди. Она привезла ноты из Милана. Йохан Кхевенхюллер нацепил как маску радушное приветливое выражение и открыл двери гостиной.

– А вот и я, дорогие мои друзья, – произнес он самым оживленным тоном, на какой только был сейчас способен.

Взоры гостей обратились к нему.

– Как чувствует себя ваш кузен? – спросила скрипучим голосом мадам де Жюн, прерывая игру на рояле.

– Врач сказал, что опасности нет, – бодро ответил Йохан. – Я сейчас распоряжусь, чтобы сюда подали еще лимонада и чая.

Перед тем как выйти из гостиной, он оглядел гостей. Начало ноября в Риме – еще не сезон. Только в декабре праздные туристы со всех концов Европы, из России, из Британии стекаются в Вечный город, чтобы провести в солнечной Италии зиму. Кто-то едет лечить чахотку, кто-то спасается от сердечной смуты и любовных драм, кто-то бежит от долгов и кредиторов, кто-то просто надеется развеять скуку среди античных развалин и полотен эпохи Возрождения.

Общество на вилле Геката в этот вечер – весьма тесный круг: литератор из Парижа Эмиль Ожье, с которым Йохан познакомился у графини Кастельмарко, князь Фабрицио Салина из Палермо – благородной внешности, с прямой спиной и седыми бакенбардами, три его сицилийские кузины – одна вдова и две старые девы, и мадам де Жюн – путешественница и меценатка, тайно влюбленная в Эмиля Ожье, дама «эмансипе».

Дамы, шелестящие необъятными кринолинами, расположились на диванах и козетках. Йохан взглянул на жену Либби – она моложе всех, но выглядит усталой. И в глазах у нее что-то, что она тщательно пытается скрыть, стараясь разговаривать непринужденно. Три сицилийские кузины князя Салины – все в черном. Платья из черного атласа. Вдова носит кружевную мантилью, а ее сестры – массивные золотые броши с эмалью, приколотые на лиф. Во время прогулок сицилийки даже в пасмурную погоду не расстаются с кружевными зонтиками от солнца. Но все равно кожа на их лицах – тонкая, сухая, похожая на желтый пергамент. У мадам де Жюн кринолин особенно необъятных размеров, по последней моде, введенной императрицей Евгенией: юбка и лиф цвета темного меда, узор из переплетенных лент и рукава в стиле «мамелюк». У мадам де Жюн некрасивое лицо с мелкими чертами, темные волосы. В прическе – золотой гребень с цветами, и сзади обильно подколоты накладные, искусно завитые локоны.

Йохан все эти годы никак не мог привыкнуть к моде на кринолины – из-за огромной широченной юбки-колокол к женщине просто не подступиться. Он порой отказывал себе в удовольствии запросто обнять и расцеловать жену Либби, потому что объятия и все остальное, что за этим последовало бы, грозило смять кринолин и погнуть эти чертовы обручи, на которые натягивалась юбка.

Он покинул гостиную, прошел по коридору и позвонил в звонок, дернув ленту, но дворецкий не явился, поэтому ему самому пришлось отыскать горничную и приказать принести в гостиную чай, лимонад и сладости.

Когда он вернулся, то пару минут стоял за дверями гостиной и слушал, о чем болтали гости. Беседа была оживленной, все наперебой спорили, что-то доказывая друг другу.

Речь шла о том, о чем в этом сезоне не умолкали во всех гостиных и салонах, – о спиритизме.

– Добрые католики не должны интересоваться такими вещами! – пылко восклицала сицилийская кузина князя Салины – та, что вдова.

– Дорогая синьора Беатриче, надо шире смотреть на вещи, – возражал Эмиль Ожье.

– Все это веяния моды. Очередное модное увлечение, – говорил князь Фабрицио Салина. – Я никогда не поверю, что духи мертвых могут приходить по чьему-либо вызову, по чьей-то прихоти.

– Однако аббат Тритем в присутствии императора Максимиллиана вызвал в черной комнате призрак супруги императора Марии Бургундской. Это исторический факт. Его занесли в придворную хронику императорские секретари, – заметил Эмиль Ожье.

– Я смотрю, вы поклонник спиритизма, – сказала Либби.

– Я открыт для любой области знаний, мадам. – Эмиль Ожье улыбался. – Новый опыт вдохновляет поэтов. Рождает идеи.

– Уж не хотите ли вы сказать, что в Париже участвовали в чем-то подобном? – спросила кузина князя Салины – одна из старых дев.

– Участвовал, и не раз.

– И что? И как? – воскликнули две кузины в один голос. – Как все прошло? Было очень страшно?

– Было интересно и… я бы сказал, необычно. Да… странные ощущения. – Эмиль Ожье чувствовал себя в центре внимания. – Медиум на одном нашем сеансе оказался очень сильным. Для начала он прочел заклинания из гримуара «Красный дракон».

– Это что, колдовская книга? – спросил князь Фабрицио Салина.

– Это богопротивная книга! – возвестила кузина Беатриче. – Дорогой Эмиль, как вы только могли читать и участвовать…

– А разве вам, дорогая моя синьора, ни разу после смерти мужа не хотелось увидеть его вновь? – спросил Эмиль Ожье.

– Да… то есть нет… Ну конечно же да! Я обожала своего мужа. Но он теперь на небесах. И нет таких сил, которые вызвали бы его оттуда.

– А может, твой Джузеппе в аду, –