Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

— Ох простите, — осклабился тот. — Я, кажется, не вовремя вас, ребятки, побеспокоил.

— Если ты не уберешься, я…

— Погоди-ка, — Егор вдруг доверчиво наклонился к взбешенному Белогурову. — Никаких следов, слава Богу. — Он пристально изучал лицо своего компаньона и хозяина. — Думал, у тебя, Ваня, синячище в полскулы будет, а надо же — ничегошеньки… Ты извини меня за… Понял, в общем, за что. Я не хотел. Но надо было как-то тебе помочь, успокоить. Ладно, ладно, понял, затыкаюсь. — Егор попятился, увидев в глазах Белогурова нечто такое, от чего сразу сбавил тон. Сидевший перед ним человек ни капли не походил на того перепуганного, рыдающего истерика, каким выглядел ночью. Дивиторскому вспомнилась прежняя ассоциация с бешеной ядовитой коброй, готовой к броску. — Там клиент звонил… По-моему, у него интересное предложение для нас. Но он хочет говорить только с хозяином. С тем, кто «платит бабки». Да ты не скрипи зубами-то, Ванька! Ты послушай меня лучше…

* * *

— Он, этот Владимир, сам подошел к вам на вокзале? — спросил Колосов, видя, что Белогуров снова запнулся и смотрит в окно машины, словно подыскивает нужные слова. У Колосова вообще начинало складываться впечатление, что мысли его собеседника витают где-то далеко.

— Да, сам: Там это кафе — грязь, конечно, ужасная… Я взял пива, ждал минут Десять, не больше. И тут он ко мне подошел…

В семь часов вечера на Ленинградском вокзале — столпотворение: выходной день, суббота. Да еще ночной ураган. Народ торопился кто с дач, кто на дачи — посмотреть, что натворила буря. Не побила ли стекла, не сорвала ли крыши, не поломала ли яблони в саду.

— Привет. Белогуров Иван — точно? Я — Володимир. Это я звонил. Ну что, разговор будет?

Белогуров поднял глаза. Перед ним стоял субъект лет сорока в новехоньком спортивном костюме «Рибок». «Молния» куртки открывала волосатую грудь с массивной золотой цепочкой. На коротких ухватистых пальцах тоже золото — печатка, перстень с агатом. И все эти побрякушки, пожалуй, были самыми запоминающимися, яркими деталями в его облике, остальное же… Невзрачное, изоборожденное глубокими морщинами лицо, редеющие на макушке волосы, кривые ноги «иксом». Взгляд черных глазок, похожих на бездонные круглые дырки, насторожен и недобр.

— А тот человек, назвавшийся Владимиром, сразу показал вам вещи, которые намеревался продать? — спросил Колосов, заполняя новую паузу в рассказе Белогурова.

— Нет, — Белогуров отрицательно покачал головой. — Сначала он выложил на стол пачку фотографий, сделанных «Полароидом». Они изображали иконы, снятые крупным планом. Там было три вещи: «Неопалимая Купина», «Богоматерь Тихвинская», а вот третью я по фотографии сначала ни с чем не мог отождествить. Я спросил, что это за вещи. Как они к нему попали.

— Так вот прямо и спросили? — Колосов улыбнулся.

— Ага. — Белогуров тоже попытался улыбнуться — Он как-то вывернулся, явно соврал… Я сказал, что по этим фото вообще ничего не могу сказать, хочу видеть оригиналы. Честно-то говоря, мне хотелось его к черту послать, а он… Он сказал, что за оригиналами дело не станет. Иконы, мол, у него в машине. Он понимает, что вглухую такие сделки не совершаются.

— Так и сказал «сделки»? Это самое слово употребил?

— Нет. Но смысл был этот самый. Короче, он предложил мне взглянуть на иконы. Ну, понимаете, раз уж я приехал туда, Потратил столько времени, то я решил-таки довести это дело до конца. Он повел меня на платную стоянку перед вокзалом. Там была его машина.

— Марка? — Колосов достал из кармана блокнот.

— Девятая модель «Жигулей». Черная, с такими наворотами..

— Вот собака такая, а!

Белогуров с удивлением воззрился на собеседника.

— Ну почему они все именно такие себе тачки выбирают? — хмыкнул Колосов. — Мечта бандита, мда-а…. — Ему вспомнилась «девятка» Свайкина.

— Дикари ж, первобытный вкус. Примитивизм и пошлость. — Белогуров щелкнул зажигалкой, закуривая новую сигарету, и вдруг, спохватившись, окинул взглядом салон колосовской «мечты бандита» с такими же точно «наворотами» и пробормотал:

— Ох, простите. Я имел в виду…

— Давайте лучше про иконы. — Колосов проглотил горькую пилюлю как можно достойнее.

— Они лежали у него в спортивной сумке в багажнике. Мы отъехали к железнодорожным путям. И там он мне показал вещи. Две иконы я бы датировал концом семнадцатого века. Я уже вам назвал их. А вот третья… — Белогуров хрустнул пальцами. — Третья меня просто поразила. Это было «Рождество» — примерно конец шестнадцатого, начало семнадцатого века. Икона явно нуждалась в реставрации — то есть она была не в очень хорошем состоянии, поэтому-то я по фотографии вообще ничего не мог толком сказать. Это действительно чрезвычайно редкая манера письма, видимо, она принадлежит кисти северного мастера. В цветовой гамме там много киновари и прозелени. Очень характерны лики святых. Там есть одна поразительная деталь: Богородица лежит на ложе, а возле нее — повитуха, омывающая новорожденного младенца в корыте. Это отличительная деталь северной иконописной школы еще до никонианского раскола. Позже живописцы полностью отказались от изображения повитух в сцене Рождества, потому что…

— Вы отлично разбираетесь в иконах, Иван Григорьевич. Вы искусствовед по образованию? — спросил Никита.

— Почти. А что разбираюсь — профессия такая. Волка ноги кормят, не будешь разбираться и… Короче, я понял, что имею дело не с подделкой.

Колосов смотрел на собеседника. И тот словно угадал его мысли.

— Вас, кажется, поражает, что я — коллекционер и владелец галереи — тут же не воспользовался случаем, не оторвал с руками по дешевке этот шедевр, а вместо этого помчался с доносом к вам? — В тоне Белогурова не было ни обиды, ни сарказма, ни раздражения, лишь усталость и горечь.

— Это не донос, Иван Григорьевич. Зачем вы так? Это ваша помощь — и не только, кстати, нам, милиции. Эти иконы украдены из церкви в Стаханове несколько дней назад. Там всем поселком только-только церковь отстроили — и бах — , кража. — Колосов постарался придать своему голосу патетические нотки.

— Я сразу сообразил, что эти вещи краденые. У такого типа, что бы он ни плел, таких вещей просто не могло оказаться, иным способом, как кражей со взломом. — Белогуров тоже придал своему голосу некую особую окраску. — Он попросил за все три вещи пять тысяч долларов. Всего-то. Сегодня в шесть вечера он мне позвонит для окончательного ответа. Я ему дал телефон «сотки». А сам сразу же решил, что немедленно сообщу вам, обязан это сделать. Я честный коммерсант и дорожу своей деловой репутацией. Меня знают за рубежом. И я не могу позволить себе участие в незаконных сделках…

Белогуров произносил свой текст, словно