Загадка лондонского Мясника - Тони Парсонс

– И в мыслях не было. Люди оступаются. Оступился и мой брат, Нэд. В детстве за завтраком я швырнул в него стакан. Как думаете, почему? Потому что любил его. Потому что он поступал недостойно. Из-за того, что с ним творилось. Из-за того человека.

– Директора, – сказал я. – Перегрина Во.

– Эй! – крикнул Фред, увидев, что я вцепился в футболку Кинга. – С этим – на ринг или на улицу.

Я отпустил политика, и тот улыбнулся:

– Не боксировал со школьных времен.

– А вы занимались боксом?

– Конечно! В хороших школах это обязательно. Можно позаимствовать?

Кинг показал на пару перчаток «Клето Рейес» весом в четырнадцать унций каждая. Я покачал головой:

– Может, не стоит?

Он усмехнулся:

– Пожалуй, вы правы.

Я посмотрел на него внимательней:

– Берите шлем.

Кинг был боксером, а не бойцом. Держал дистанцию, пружиня на цыпочках, уходил в сторону, стоило мне приблизиться, и я было подумал, что он струсил и решил отказаться.

Я ударил левой в корпус, но неудачно, и тут его перчатка пробила мою защиту и врезалась мне прямо в нос. Я раздраженно замахнулся, но Кинг уже ускользнул. Мы продолжили наш маленький танец. Политик ждал атаки, уворачивался, блокировал или отступал, а потом возвращался с молниеносным прямым ударом.

Из-под моего шлема ручьями лился пот. Я уже много недель не боксировал в спарринге и чувствовал, что движения потеряли быстроту. Все выходило на секунду медленнее, а ведь нет ничего хуже, чем получать удары, не имея возможности ответить.

Зазвенел таймер. Прошла минута, уверенность моего противника росла. И это было прекрасно. Я ударил прямым в корпус, Кинг ответил, задержался рядом и правым кроссом врезал мне по шлему. Получилось не так уж сильно, я сумел проскользнуть сквозь защиту и зарядил левым хуком в нижнюю часть его ребер.

Кинг упал на одно колено, прижав к боку перчатку, и сморщился. Удар в корпус чувствуется сильнее, чем в голову, и, когда политик снова поднялся, задора у него поубавилось. Он стал держаться подальше и только парировал, стараясь не получить по ребрам снова. Таймер пропищал десять раз, и бой закончился. Мы провели на ринге всего три минуты, но совершенно вымотались.

– Боже, – выдохнул Кинг. – Это потруднее, чем играть в сквош.

Фред улыбался, глядя на нас.

– Неплохо. – Он повернулся к Бену Кингу. – Прижимайте локти к туловищу. Ну что, еще пару раундов?

– Пожалуй, в другой раз, – ответил тот, еще тяжело дыша.

Фред рассмеялся и пошел собирать полотенца, разбросанные по залу. Мы с Кингом молча сели, мокрые от пота, связанные странным родством, которое возникает между двумя мужчинами, только что бившимися друг с другом на ринге.

– Чего вы хотите, Макс? – спросил он.

– Правосудия. Правды. И чтобы все это кончилось.

Он посмотрел на меня своим особенным взглядом политика – будто видел впервые и только что понял, какой вы на самом деле. Этот взгляд вам бесконечно льстил.

– Я хочу того же, – сказал Кинг.

* * *

– Все началось с первых дней, – рассказывал политик. – Сначала насиловали ум, потом тело. «Вот Шекспир, вот Лоуренс, а здесь – вы. Потому что вы – ничто, пыль на моих ботинках…» Затем – возвышение. Нам внушали чувство избранности, будто мы – чуть ли не жрецы, приближенные к богоподобной, суровой фигуре, отцу, который знает все об искусстве, литературе, войне и человеческой плоти. Нам исполнилось тринадцать! Мягко говоря, неравенство сил. Мы хотели ему угодить. Боже, мы хотели этого больше всего на свете…

Впереди с приглушенным гулом разворачивалась серая лента дороги, машина съедала милю за милей. Я молчал.

– Он давал нам то, чего мы искали. Неуверенным, Адаму и Салману, показывал, что они – часть семьи, страны и тайного мира. Сильным – Хьюго, Нэду и Гаю – внушал, что они умны. Одаренным – Джеймсу, конечно, – что они отмечены Богом. Он говорил нам, что мы особенные, учил смеяться над остальными. Рассказывал о красоте и правде, когда ласкал нас.

Несколько миль Кинг молчал.

– Я выкрутился, – наконец произнес он. – Не знаю, как я сумел, а другие – нет. Наверное, какой-то инстинкт, которого им не хватало. Они все были по-своему исключительны. Джеймс… Джеймс был гением, истинным талантом. Адам – юное дарование. Хьюго – первый в школе атлет. Гай – сила природы. А Салман… Салман такой трогательный, целеустремленный, он очень хотел стать своим, вел себя как истинный англичанин в отличие от нас. И Нэд… Все любили Нэда. Он был хорошим парнем.

– Почему вы швырнули в него стакан?

– Мальчики взрослели. Раньше они занимались сексом в школе, а потом сидели, читая «Семь столпов мудрости» Лоуренса; затем этого стало мало. Они росли, они были любопытны. Хьюго и Гая поймали в городе с парой местных девушек. Женщины, взрослые женщины, с ума сходили при виде Джеймса. – Кинг рассмеялся. – А Свин по ночам мастурбировал до потери сознания.

Он закусил нижнюю губу.

– В мире школы не было женщин. И тогда директор сказал, что найдет одну и покажет, что мальчишки практически ничего не теряют.

– Что говорил о девушке ваш брат?

– Что ее подали как особое угощение. – Кинг помолчал немного. – Именно тогда я бросил в него стакан. После этого он мне ничего не рассказывал.

Я свернул с главной дороги. Вдали, за пустынными полями, чернели башни Поттерс-Филда.

* * *

Мальчик был слишком мал ростом для своих лет. Поверх белого фехтовального костюма он накинул зелено-пурпурный пиджак.

Школьник сидел на ступеньках главного здания. То и дело откидывая со лба густые черные волосы, он читал книгу в мягкой обложке.

– Хорошая книга? – спросил Бен Кинг.

Мальчишка вздрогнул и поднял глаза:

– Сэр?

– Тебе интересно?

Политик протянул руку. Мальчик отдал ему книгу, встал и смущенно одернул пиджак.

– «Семь столпов мудрости». – Кинг стал читать вслух: – «Наконец Дахум потянул меня за собой: «Пойдем, покажу тебе сладчайший запах из всех». И мы направились в главную комнату, к оконцам на ее восточной стороне, и там, открыв рты, пили легкий, чистый ветер пустыни, пролетавший мимо».

– В твои годы я тоже это читал, – заметил Кинг. – И как тебе?

– Я только начал, сэр. Мне нравится.

Мужчина кивнул:

– Ждешь директора?

– Да, сэр.

– Сегодня индивидуальные занятия?

Бледное лицо мальчика залилось краской:

– Да, сэр. В этом полугодии – каждую субботу по утрам. Сразу после фехтования.