Загадка лондонского Мясника - Тони Парсонс

Бен вернул ему книгу:

– Урок отменяется.

– Сэр?

– Иди к себе. Учись делать выпады и парировать. Подготовь домашнее задание, напиши маме.

Мальчик засомневался, но Кинг хлопнул в ладоши:

– Ступай!

Мы поднялись по лестнице. Дверь нам открыл сам директор, одетый в простое белое кимоно. Сосредоточить на нас блаженный, млеющий взгляд у Перегрина Во получилось не сразу. При виде Бена Кинга на его губах расцвела улыбка, но тут же погасла, стоило ему заметить меня.

– Все ясно, – сказал он.

Мы вошли. Тяжелые парчовые шторы не пропускали в комнату дневной свет. В воздухе висел густой дым от кальяна, стоявшего на дубовом столе. Всюду лежали стопки книг.

– Чем обязан?

– Мы пришли узнать правду, Перри, – сказал Кинг. – В конце концов.

Тут было невозможно дышать. Я раздвинул шторы и открыл настежь окна. На поле для регби шел матч между командами Поттерс-Филда и еще какой-то школы. За ним наблюдали два тренера и ученики. Мальчишки в ярких спортивных нагрудниках несли на футбольное поле конусы и сетки. До меня долетали крики и смех.

– Правду? Ты не посмеешь! Подумай о своей карьере, Бенджамин. Достопочтенный член парламента от… как там называется унылый пригород, который ты представляешь? Я не запомнил.

– Северный Хиллингдон.

Во откинул седую голову на спинку красного бархатного дивана и с достоинством поправил полу кимоно, когда из-под нее показалась волосатая нога толщиной со ствол небольшого деревца.

– Не посмеешь, – повторил он с неожиданной яростью деспота, которому никто еще не смел бросить вызов.

– Жизнь меняется, Перри, – спокойно сказал Кинг.

– Неужели? Вот несчастье.

– Для тебя. Потому что мы наконец-то учимся не презирать жертв насилия. – Кинг помолчал. – Ты злоупотребил доверием. Надругался над детьми, за которых отвечал.

– Гений сам устанавливает правила.

Кинг покачал головой:

– Если ты и гений, Перри, то гений разрушения детских жизней. Сколько их было за эти годы?

– Ты предаешь меня, Бенджамин? Ах ты вонючий ябедник. Стукач. Так это называют? Доносчиков ненавидят все.

– Сотни?

– О, много больше. Тысячи. Среди них – член парламента. – Во рассмеялся. – Политик. Я хотел сделать тебя великим! Помнишь? – Он поднял вялую руку. – Старые добрые дни. Вот Шекспир, вот Лоуренс. А здесь вы, мальчики.

– Ах, Перри, – сказал Кинг. – Но где тогда ты?

Я взял трубку кальяна, вдохнул тяжелый и сладковатый, странно привлекательный запах – нечто вроде пряности, сделанной из бензина и цветов. Ни разу такого не чувствовал, только слышал о нем.

– Что это?

Во шмыгнул носом:

– Нектар богов. – Он улыбнулся, обнажив кривые разрушенные зубы, и стал похож на дряхлого хорька. – Ключи от рая. Сады богов. Читали Алистера Кроули, детектив? Нет? Это не для вас?

Я подошел к нему.

– Что случилось с девушкой?

Директор искренне растерялся:

– А мы разве говорим не о мальчиках? Я-то думал, это из-за них меня арестуют и бросят на растерзание толпе. Тысячи мальчишек. Какая еще девушка?

Я отвесил ему пощечину.

– Ай! – Перегрин Во отшатнулся с таким видом, будто я ранил скорее его чувства, чем плоть. – Как больно.

– Аня Бауэр, – сказал я. – Немка. Белокурая, хорошенькая. Двадцать лет назад, когда она попала вам в лапы, ей было пятнадцать.

– А, – вспомнил он. – Вот вы о ком.

Директор стрельнул глазами, будто искал что-то на полу, потом закрыл их.

– Спит она. Уснуть и видеть сны.

– Где? – спросил я.

Он смотрел на Кинга:

– Чего ты от меня хочешь, Бенджамин? Чтобы я попросил прощения? Вышел на суд людской и покаялся?

– А как бы поступили римляне, Перри? Греки или Лоуренс?

– Не знаю. Может, лучше выпить чаю и поспать?

Я снова ударил его, теперь сильнее. На впалой щеке осталось красное пятно.

– Где?

– С собаками. С проклятыми собаками.

– Собаками?

– Вот сейчас мне по-настоящему больно. – Во отодвинулся, соединяя полы кимоно длинными костлявыми пальцами. – Вы меня очень расстроили. Полицейские так грубы!

И он расплакался от жалости к себе. Умоляюще взглянул на Кинга:

– Можно мне переодеться, прежде чем мы пойдем, Бен?

– Посмотрите на меня, – сказал я, и Во повернулся. – Что вы с ней сделали?

Он сжал воротник кимоно:

– Я не трогал эту маленькую шлюшку, пока не пришло время ее прикончить. У остальных не хватило смелости.

Кинг смотрел на меня, тяжело дыша.

– Боже, – произнес он, бледнея от ужаса.

– Ключи, – сказал я директору. – Дайте мне школьные ключи. Быстрее!

Он медленно подошел к столу, порылся в ящике и подал мне две связки. В одной были ключи от дома и машины, другая же напоминала те, что хранятся у сказочных тюремщиков: на изъеденном ржавчиной кольце висело штук двадцать ключей всех форм и размеров. Они, очевидно, могли открыть любую дверь в школе.

Я запер Кинга и Во в директорских комнатах, спустился и быстро пошел к старому кладбищу за часовней.

Многие надгробия здесь и в самом деле были настолько стары, что от эпитафий не осталось ни слова. На меня смотрели пустые лица камней. Я отыскал глазами захоронение королевских собак и едва не споткнулся, заметив, что с ним сделали.

Между стволами старых деревьев и ржавыми прутьями оград, за треснувшими серыми склепами и лесом крестов, мелькало озеро черно-красных брызг.

Я направился к нему, провожаемый слепыми взглядами каменных ангелов.

Всю могилу спаниелей кто-то укрыл маками. Тут были цветы, сплетенные крестом, и всевозможные венки из тех, что приносят к памятникам старые воины и дети. Все это не одну неделю пролежало на могилах павших, под дождем и ветром, и теперь разваливалось на части. Скорее всего, часть маков взяли с военного мемориала, остальные собирали по окрестным городкам.

В глазах у меня рябило от красно-черных цветов, ум искал объяснений, однако послание было очевидно: тебя будут помнить.

* * *

Хотелось развернуться и бежать, но я достал мобильник и позвонил Эльзе Ольсен. Ее автоответчик сработал, как раз когда я остановился возле могилы.

– Эльза, это Вулф. Простите, сегодня суббота.

Я присел на корточки и коснулся надгробия. Не ожидал, что камень окажется таким холодным. Меня пробрала дрожь.