Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

рту… нет, в пасти своей тварь держала тельце младенца, истекающее кровью. Крохотная ручка и ножка были отгрызены. Эти маленькие окровавленные культи художник тоже изобразил с анатомической точностью.

Мещерский ощутил, что его бросило в жар.

– Это Юлиус фон Клевер «Пейзаж с чудовищем»? – спросил он.

– Ага. – Гарик поднялся. Он подошел к Юлии и молча протянул ей горсть цветных бусин.

Она так же молча приняла. Потом взяла собранные бусины и у мальчика Миши.

– Спасибо.

– Не за что. – Мальчик покосился на Ивана Фонарева. Казалось, того заворожили картины.

– Ребус какой-то, – сказал Мещерский. – Жутко, но непонятно.

– Легенду надо знать, – пояснил Гарик Тролль. – Это иллюстрация фон Клевера к одной страшилке середины девятнадцатого века.

– Страшилке?

– Реальное событие – убийства в Риме, на вилле Геката, и судебный процесс – обросло невероятными подробностями и превратилось в известную легенду.

– Гарик, расскажите подробно, – попросил Мещерский.

– А что рассказывать-то? Я сам все это в каталоге аукциона вычитал, когда брат эти штуки купил, – Гарик говорил нарочито небрежно. – Юлиусу фон Клеверу во время поездки в Вену случайно попалось в журнале описание судебного процесса по делу об убийствах на вилле Геката, свидетелем которых стал французский драматург и мистик Эмиль Ожье, увлекавшийся спиритизмом. С его подачи этот процесс превратился в страшную легенду. В Риме в шестидесятых годах Ожье познакомился с супругами из Австрии Кхевенхюллер. И вовлек их в свои занятия спиритизмом. Во время одного из спиритических сеансов эти типы – Йохан и Элизабет – задушили своего кузена, молодого князя Кхевенхюллера. Позже, на суде, Элизабет в этом убийстве призналась, сказала, что они с мужем сделали это из-за наследства, из-за замка Ландскрон. А потом, во время другого сеанса, Элизабет зверски убила своего первенца – маленького сына. Ее застали с поличным, всю в крови, в его детской. На суде она в детоубийстве не созналась. Ее держали всю жизнь в сумасшедшем доме, потому что она рассказывала невероятные вещи о том, что якобы увидела в ту ночь в детской. Ее мужа держали в тюрьме пожизненно. Эмиль Ожье слышал о показаниях Элизабет на суде и написал для журналов по спиритизму несколько статей, посвященных этим событиям. Он пересказывал бред детоубийцы – мол, это демон, злой дух, вызванный с того света, растерзал ребенка, а не она. Легенда же добавила к этим россказням важные детали: что то был не демон, а убитый супругами Кхевенхюллер кузен. Это он встал из могилы в образе чудовища, явился на виллу Геката и отомстил за свою смерть – загрыз их первенца. Око за око, зуб за зуб.

– Гарик, есть и другой вариант этой легенды. Ты мне в прошлый раз рассказывал. Или не ты, а твой брат, – прервала его Юлия Смола. – По другой версии за наследство был убит не кузен – князь, а престарелый дядюшка. Его прикончили в собственной постели во время припадка астмы. А он потом встал из могилы, обернулся зверем и убил единственного ребенка своих убийц.

Гарик ничего на это Юлии не ответил. Повернулся к ней спиной и обратился к Мещерскому:

– Юлиус фон Клевер в присущей ему манере проиллюстрировал легенду о чудовище-детоубийце, так поразившую его в Вене.

– Такой реализм, мать вашу… – хрипло произнес Иван Фонарев.

– Страшные картины, – отозвался Мещерский. Он сказал, что думал.

– Комикс. Ужастик. – Мальчик по имени Миша пожал плечами. – Это как манга-комикс. Каждый рисунок – как киношный кадр. Что тут такого? Тоже мне, монстр.

Мещерский подумал: шкет абсолютно прав. Это словно замедленные кадры, каждый добавляет свое и словно ведет зрителя поэтапно: хозяева и гости на вилле Геката, закат, чудовище уже здесь, оно следит, ждет своего часа. Убитый павлин – чтобы криком своим никого не всполошил. Открытое окно. Царапины когтей на дереве. Опустевшая детская, залитая кровью.

И финал – чудовищная месть, детоубийство. Чудовище – тут рядом, на расстоянии вытянутой руки. Смотрит на тебя из тьмы, зажав свою добычу в зубах.

Глава 14

Тихая оргия

29 мая

Мещерский трудился над путевыми дневниками Вяземского до самого вечера, не разгибая спины и не отрываясь от ноутбука. Но к закату проверил на подлинность лишь десять из двадцати восьми толстых тетрадей. Он отослал по электронной почте письмо Роберту Данилевскому. Позвонить ему и посоветоваться он не мог из-за конфискованного мобильного.

Ему хотелось все закончить как можно скорее. Развязаться с коллекцией, передать Феликсу предложение о выгодной покупке картин фон Клевера и уехать из деревни Топь. Он чувствовал здесь себя неуютно, не в своей тарелке, точно пленник в чужой стране.

Но Феликс своего обещания побеседовать не сдержал. Когда Мещерский увидел его, он понял, что все разговоры с хозяином дворца придется отложить минимум на сутки. Дела обсуждают на трезвую голову, а Феликс, как и его гости, был нетрезв.

Впоследствии Мещерский часто размышлял о том, так ли уж пьяны были вечером 29 мая гости палаццо. В тот момент ему казалось, что он находится в окружении алкоголиков. И с тоской думал, каково это – быть с алкашами, пусть и звездными, под одной крышей. Но позже, вспоминая тот вечер, он все чаще приходил к мысли, что, возможно, ошибся. И кто-то из клиентов клуба «ТЗ» и хозяев дома только притворялся пьяным.

В начале одиннадцатого Мещерский выключил ноутбук, от усталости он уже плохо разбирал бисерный почерк путешественника Вяземского. С самого завтрака во рту у него не было ни крошки, хотелось кофе или крепкого чая.

Он покинул библиотеку. Ему снова показалось, что он один в этом огромном доме-лабиринте. Он заглянул в каминный зал – никого. Передвижной бар клуба «ТЗ» куда-то переехал.

Он заглянул в алую гостиную – опять никого. Где-то мягко клацнула дверь, послышались удаляющиеся шаги по коридору.

Мещерский вышел из гостиной в проходную комнату и заметил, что дверь галереи приоткрыта. Кто-то только что побывал там. Странно, у него сложилось впечатление, что этот кто-то не хотел, чтобы его застали разглядывающим картины. Что за чушь? Почему?

Мещерский обошел первый этаж – никого. Все словно вымерло. Он очутился в вестибюле – холлом это помещение назвать было нельзя, нет холлов во дворцах-палаццо. Роскошная люстра не горела, включены были лишь матовые бра, освещавшие в нишах фальшивые римские бюсты. На галерее, окружавшей вестибюль наподобие балкона, справа раздались торопливые шаги.

– Извините, а где все? – громко спросил Мещерский.

Голос его эхом отозвался под сводами вестибюля. Звуки шагов замерли. Потом из тени показалась мужская фигура. Мещерский узнал Спартака Ивановича – мужа Капитолины. Позже он неоднократно вспоминал эту встречу в вестибюле. Спартак шел со стороны «хозяйского крыла» – это Мещерский понял уже постфактум. Там располагались