Немые и проклятые - Роберт Уилсон

Сторож, ничуть не впечатленный, отвернулся от Рамиреса и свистнул. Появились два паренька, одетые только в шорты и кроссовки. Один вытащил отвертку, а другой извлек из кармана моток проволоки. Парень с отверткой просунул ее в щель и отжал дверь, парень с проволокой подцепил замок. На все ушло две секунды.

— Уважаю ловкость рук, — сказал Рамирес, разминая кисти в перчатках. — Никаких отмычек!

— Сеньор Вега когда-нибудь просил вас помыть машину?

Сторож, покровитель юных дарований, в качестве ответа ловко перекинул зубочистку из одного уголка губ в другой.

Салон машины был покрыт тонким слоем пыли, даже заднее и пассажирское сиденья, а значит, Вега на этой машине всегда ездил один.

В ящичке лежали документы, в пепельнице — два ключа, сцепленных кольцом без бирки, и карточка на одноместный номер второразрядной гостиницы в деревеньке Фуэнтехеридос в районе Арасены.

Они заперли машину, велели сторожу ее не трогать, сказали, что пришлют за ней фургон. Рамирес смел в пакет для улик немного пыли с бампера. Пока ехали назад, позвонила Кристина Феррера и сказала, что в пятницу вечером, перед смертью, Пабло Ортега сделал четыре звонка. Первые два по полчаса каждый — подрядчику и кому-то по имени Марсиано Руис. Третий звонок — Игнасио Ортеге — двенадцать минут. Последнему он звонил Рансу Косте и говорил две минуты.

Рамирес позвонил подрядчику, тот сказал, что Ортега отменил встречу. Фалькон знал директора театра Марсиано Руиса и связался с ним сам, пока они поднимались в кабинет Ранса Косты. Ортега оставил сообщение на директорском автоответчике.

— Так какая связь существует между самоубийством Пабло Ортеги и смертью Веги? — спросил Рамирес.

— Теоретически они только знали друг друга и были ближайшими соседями.

— Но ты нутром чуешь что-то еще?

Их провели в кабинет Ранса Косты. Он был огромным, как медведь, и сильно потел даже при включенном на полную мощность кондиционере.

— Пабло Ортега звонил вам в пятницу вечером, — сказал Фалькон. — О чем вы говорили?

— Он поблагодарил меня за исправленное завещание и за копию, которую я отправил ему в то утро.

— Когда он попросил исправить завещание?

— Утром во вторник, — ответил Ране Коста. — Теперь я понимаю, почему он так спешил.

— Вы сегодня говорили с Игнасио Ортегой?

— Сегодня — нет, он звонил вчера вечером. Хотел знать, не писал ли мне его брат. Я сказал, что мы общались только лично или по телефону.

— Он спрашивал о содержании завещания?

— Я начал говорить ему, что брат поменял завещание, но он, похоже, все уже знал. Кажется, это его не волновало.

— Изменения были в его пользу?

— Нет, — сказал Ране Коста, перенеся вес тела на другую ягодицу, когда посягнули на конфиденциальность дел клиента.

— Следующий вопрос вы знаете, — предупредил Рамирес.

— Недвижимость в завещании заменили на новый дом в Санта-Кларе, а Игнасио теперь ничего не наследует.

— А кто наследник?

— В основном Себастьян, теперь он получает все за исключением двух денежных сумм, отписанных детям Игнасио.

— Что вы знаете про сына Игнасио, Сальвадора? — спросил Фалькон. — Кроме того, что он сидит на героине и живет в Севилье.

— Ему тридцать четыре года. Последний его адрес, который был у меня, в рабочем районе Сан-Пабло. Мне дважды приходилось защищать его от обвинений в торговле наркотиками. От первого он открутился, а по второму я скостил срок, Сальвадор отсидел четыре года. Два года назад он вышел и с тех пор не появлялся.

— Игнасио и Сальвадор общались?

— Нет, но Пабло и Сальвадор поддерживали связь.

— Последний вопрос, и мы оставим вас в покое, — сказал Фалькон. — Игнасио — небедный человек. Почему он интересовался завещанием?

— Он всегда хотел стул в стиле Людовика Пятнадцатого из коллекции Пабло.

Фалькон крякнул, вспомнив мнимое равнодушие Игнасио к коллекции.

— Почему Пабло изменил содержание завещания? Братья поссорились? — спросил Рамирес.

— Я только составляю документы, — начал отвечать Ране Коста, — и никогда не вмешиваюсь…

Он не договорил. Два служителя закона уже вышли из кабинета.

Пока спускались от Ранса Косты, Фалькон позвонил Игнасио и напомнил про опознание тела. Потом соединился со старшим инспектором Монтесом и сказал, что хотел бы заглянуть попозже и поговорить про русских, которых упоминал в пятницу вечером. Монтес ответил, что заглядывать можно в любое время, он никуда не собирается.

Фалькон отвез Рамиреса обратно в управление. Он хотел, чтобы Фелипе сделал анализ образцов пыли, пока Рамирес займется гостиницей в Фуэнтехеридос. После чего Фалькон поехал в Институт судебной медицины.

Игнасио Ортега и Фалькон стояли в комнате со стеклом, закрытым занавесом. Они молча ждали, пока судебный медик готовил документы, а тело поднимали из морга.

— Когда, говорите, вы в последний раз беседовали с Пабло? — спросил Фалькон.

— Вечером перед моим отъездом.

— Компания мобильной связи сообщила, что вечером, незадолго до его смерти, вы двенадцать минут разговаривали по телефону. Можете это объяснить, сеньор Ортега?

Игнасио молча смотрел на задернутый занавес.

— Коста сказал, что Пабло перед смертью изменил завещание. Вам известно как?

Игнасио кивнул.

— О чем вы говорили, когда он звонил в пятницу вечером?

Игнасио не пошевелился.

— Меня удивило, что вас больше волновало, не оставил ли вам брат письма и что он написал Себастьяну, чем факт его самоубийства, — сказал Фалькон, думая, что этого человека нужно разозлить.

На сей раз Игнасио обернулся, его глаза сердито сверкнули.

— У вас нет права так со мной разговаривать, — повысил он голос. — Я не ваш подозреваемый. Меня ни в чем не обвиняют. Мой брат покончил с собой. Я переживаю это, как умею, а как — не ваше дело. Мне не меньше вашего интересно, почему он это сделал, но вы не вправе совать нос в дела моей семьи, пока не докажете, что я как-то виновен в смерти брата, хотя был в это время на море.

— Вы солгали о времени последнего разговора с братом, — напомнил Фалькон. — Следователи не любят, когда им лгут. Мы становимся подозрительными и думаем, что вам есть что скрывать.

— Мне нечего скрывать. Моя совесть чиста. Все, что произошло между мной и Пабло, — семейные дела, и вас они не касаются.

— Вы знаете, мы подумываем пересмотреть дело Себастьяна, а также оказать ему психологическую помощь…

— Делайте что хотите, инспектор. Судебный медик сообщил, что тело готово.