Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

безлюдном месте – в том же леске, – задушил и бросил труп в воду. Вещи ее – у нее, свидетели показывают, сумка с собой была – видно, где-то в лесу спрятал. А на следующую ночь, в разгар попойки, решил убить мальчика, проник в детскую и душил его подушкой.

– А няня точно направлялась в зубную клинику к дантисту? – спросил Мещерский. – Как-то все это странно… Я тот скандал постоянно вспоминаю. Все как-то странно, слишком спонтанно.

– Я дал задание обзвонить в Истре все зубные клиники, – сказал Гущин. – Узнать все о срочных визитах с острой болью без записи. Но нигде в Истре фамилия Давыдовой не всплыла.

– Может, она в московскую клинику записалась?

– Этого мы уже не узнаем. Попытаемся сейчас узнать другое. – Гущин начал звонить патологоанатому.

– Я уже направил вам заключение судебно-медицинской экспертизы, – ответил тот. – Выводы, в общем-то, подтвердились: причина смерти – асфиксия, в легких воды нет, значит, она в воду попала уже мертвой. Вы о ранах и повреждениях на теле спрашивали – так вот, нет ни ран, ни повреждений, ни заживших шрамов. Версию с садомазо я бы не рассматривал. Нет никаких признаков того, что Давыдова была изнасилована. Так что это не убийство на сексуальной почве.

– А дантиста в роли эксперта вы приглашали, как я просил?

– Да, это мы сделали. Дантист осмотрел вместе со мной ротовую полость. Тело пробыло в воде больше суток, так что трудности понятны. Врач не обнаружил в ротовой полости какого-то ярко выраженного гнойного воспаления. Но он нашел у потерпевшей несколько пломб и два незалеченных зуба.

– То есть в тот вечер накануне смерти она действительно могла испытать приступ острой зубной боли?

– Дантист затруднился сказать наверняка – по состоянию ее зубов это можно и утверждать, и опровергать. Флюса он у нее не нашел, но сказал, что вполне мог воспалиться неубитый нерв в одном из разрушающихся зубов. Так что и да – и нет.

– А насчет родов, суррогатного материнства – то, что я просил особо проверить?

Мещерский насторожился, услышав этот вопрос. Вот о чем, оказывается, думал Гущин…

– Нет. Никаких признаков. Потерпевшая никогда не рожала. Никаких признаков ЭКО и кесарева сечения. И я проверил ее ДНК…

– Да?

– Вчера из НИИ хирургии мы получили образец крови ребенка. Светлана Давыдова – не его мать и ни в каком родстве с мальчиком не состояла.

– Значит, и правда – она всего лишь няня, – подытожил Гущин.

– Я еще продолжу исследования, – сказал судмедэксперт. – Если потребуется, напишу дополнительные отчеты к заключению экспертизы.

– Вы решили, что няня – мать Аякса? Настоящая, биологическая, или была суррогатной матерью? – спросил Мещерский.

– Версию следовало проверить. По таким причинам порой убивают.

– Здесь причина, как видно, не та.

– Что там с картинами из собрания Феликса? – неожиданно спросил Гущин.

– С какими картинами? Юлиуса фон Клевера?

– Нет, вроде эта баба из кулинарного шоу – Юлия – другие фамилии называла. Из наследства, что Феликсу якобы от дяди когда-то досталось.

Мещерский вспомнил, что рассказывала ему ночью до предела усталая Катя.

– А, вы об этом. В галерее Феликса немало картин. Левитан есть и Бакст, кажется.

– Покажи-ка мне их, проводи меня в галерею.

Они дошли до дома. Он казался сонным, тихим. Спящим. Или мертвым?

Хозяин был в больнице, его маленький сын-наследник тоже в больнице, его брат после неудавшегося суицида спал, накаченный успокоительными таблетками, у себя (а может и не спал?).

В гулком вестибюле – никого. В залах, в гостиных – никого.

Они прошли по анфиладе. В этот ранний час дом-дворец, оставленный хозяевами без призора, словно потускнел, в одночасье растеряв всю свою кичливую роскошь и гламур.

Мещерский привел Гущина в галерею. Утренний туман сочился из окон, делая краски полотен блеклыми.

– Вот Левитан… Федор Матвеевич, вы…

Мещерского поразила реакция Гущина. Тот застыл в центре галереи, глядя в ее дальний конец. Ну конечно же, туда, где четыре картины словно сливались со стеной.

– Что это такое? – спросил Гущин.

– Пейзаж с чудовищем. Художник Юлиус фон Клевер, – ответил Мещерский.

И начал рассказывать то, что знал о картинах сам со слов банкира Данилевского и Гарика Тролля.

Особо он выделил одно обстоятельство, о котором в последние сутки думал чаще, чем ему хотелось. Мысли то и дело возвращались к этому обстоятельству.

Убийство ребенка.

Гущин ничего не сказал.

В этот момент они услышали за дверью приглушенные голоса – женский и мужской.

Мещерскому хотелось узнать, кто это бродит возле галереи рано утром. Не тот ли ночной невидимка? Но в эту минуту Гущин спросил его, кто такой мистик Эмиль Ожье, упомянутый Мещерским в связи с трагедией на вилле Геката. И Сергею пришлось напрячь память, выуживая из нее все то скудное, что он знал об этом французском сочинителе комедий девятнадцатого века.

Глава 27

Наследство

– Нет никакого уголовного дела. И не было, – радостно сообщил Кате начальник Мытищинского УВД, когда она – прямо с корабля на бал – явилась к нему для получения информации, о которой среди ночи запрашивал полковник Гущин. – Феликс Санин – такая знаменитость, если бы что было с ним связано, здесь у нас век бы не забыли. К тому же он наш земляк, здесь родился, и в школу ходил, и музыке учился в доме культуры. И родственник его, адвокат Адриан Фаворов, тоже у многих в памяти. Он когда-то был здесь, в городе, заведующим юридической консультацией. Всю жизнь в адвокатуре. Я его, конечно, не застал, не работал с ним. Но я рано утром – раз дело такое срочное – связался со своим предшественником, это наш ветеран, бывший начальник управления. Так вот, он и адвоката Фаворова помнит, и похороны его. Хотя это было двадцать лет назад. Он умер из-за тяжелой болезни. Последние годы страдал от астмы и сердца. Ветеран наш сказал – все это знали. И скончался. Естественная смерть. Никакого дела.

– Фаворов – троюродный дядя Феликса Санина. И он вроде как был известным коллекционером, картины собирал, – пояснила Катя.

– Когда он умер, о Феликсе Санине никто еще не слышал. Двадцать лет назад, подумайте. Он же не Пугачева. Насчет картин – Федор Матвеевич просил поинтересоваться – ветеран наш толком ничего не знает. Квартира у адвоката была трехкомнатная здесь, в Старых Мытищах, антиквариат точно имелся. Но что конкретно, какие картины – ветеран наш не помнит. Да и никто здесь не знает.

– Капитолина Касаткина – о ней Гущин вас тоже просил узнать и о ее судимости.

– Это неприятная история. Которая случилась, к сожалению, уже при мне, – начальник УВД глубоко вздохнул. – Она работала в городской администрации. Занимала должность начальника отдела, вполне уважаемый сотрудник, опытный. И