Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

некоего Годзиллу, встречавшегося в ресторане с Салтыковым и, возможно, причастного к расстрелу Марсиянова-Пришельца), — когда они завели его в кабинет, Крайнев обернулся к Свидерко и вдруг выпалил:

— Это противозаконно, я буду жаловаться! Такие вещи должны проводиться только в присутствии моего адвоката! Я знаю закон — это мое конституционное право! Без адвоката, я категорически отказываюсь участвовать в подобной очной ставке!

— То есть? — Свидерко опешил. — В какой еще очной ставке?

— Как в какой? Да с этим типом, с которым вы нас намеренно столкнули в вестибюле! Вы же спрашивали у меня про.., тех, кто бывал в моем ресторане. Я назвал его, и вы… Не прикидывайтесь дурачками! Я все понял! Такие вещи должны происходить в присутствии адвоката! Я знаю свои конституционные права!

Колосов вдруг наклонился (Катя с удивлением наблюдала за ним) и.., выключил телефон из розетки.

— Так нам и совсем никто не помешает. — Он смотрел на нее. — Ну, и что ты, Катерина Сергеевна, в прошлый раз хотела мне рассказать о Белогурове и каких-то белых «Жигулях»?

— Тебя Андрюшка проинформировал?

— Почти что. — Колосов отвечал мягко, но уклончиво. — Так в чем там дело?

Она пожала плечами: надо же, у нашего гениального сыщика пробудился профессиональный интерес! Однако поздновато спохватились, Никита Михайлович. Но он все смотрел на нее и… Катя изложила эпопею о поездке в Мытищи неохотно и кратко.

И Никита, кажется, остался недоволен ее лаконизмом.

— А откуда ты вообще про Белогурова узнала? — спросил он.

Катя опять же сухо «проинформировала» Колосова, как они заинтересовалась делом о краже икон из стахановского храма, о беседе со следователем Ластиковым. Но умолчала, однако, о том, что фамилия Белогурова была ей уже знакома. Намеренно умолчала о встрече в магазине восточных сувениров.

— А для чего ты отправилась в галерею? — не унимался Колосов.

— Хотела сделать интервью с очевидцем, точнее, с добровольным помощником, оказавшим содействие правоохранительным органам в обезвреживании опасного рецидивиста и возвращении ценностей, — она отбарабанила это без запинки.

— И ты там говорила с Белогуровым?

— Нет. Он отсутствовал. Когда мы.., когда я, — Катя твердо посмотрела в глаза Никиты, — уже уходила из галереи, увидела возле дома старые «Жигули» первой модели. Машинальна записала номер. Рефлекс милиционера — это же так просто!

— А кто был в галерее? С кем ты там беседовала?

— С компаньоном Белогурова — его фамилия Дивиторский, зовут Егором. Неужели Воронов тебе не сказал — он в курсе.

— А кроме него, там еще кто-то был? Катя помолчала секунду, а потом ответила:

— Там больше никого не было, Никита.

Она не могла объяснить себе, почему она ему солгала. Почему не упомянула ни о той девочке, ни о том кудрявом парне, похожем на раскормленного купидона… Почему? Не потому ли, что сама не могла отделаться от ощущения, что Никита не вполне откровенен с ней? Чтобы проверить, спросила:

— А с какой стати ты вдруг всем этим заинтересовался?

— Это длинная история, Катя. Снова мягкий уклончивый ответ. В ней начинало нарастать раздражение. Секунду назад она уже была готова рассказать ему о сегодняшней встрече с этим человеком, но…

— Катя, ты больше ничего мне не хочешь сказать?

— Нет, мне нечего больше тебе сказать, Никита. С машиной — это какое-то недоразумение, наверное.

— Ты в галерею с Мещерским ездила? — тихо спросил Колосов.

— Нет. Я ездила туда не с Мещерским.

— А с кем?

— Одна, — она снова солгала ему. И на этот раз уже могла себе ответить — почему.

— Тебе правда больше нечего добавить насчет этого всего, Катя?

— Правда. А тебе?

Колосов отвернулся. Он совсем не так представлял себе этот разговор. Ну, видно, сам виноват… Внизу, в кабинете управления розыска, его уже ожидал Свидерко. С ним еще предстояло обсудить множество вопросов. Когда за Никитой закрылась дверь, Катя начала собираться домой. Она чувствовала раздражение, досаду и снова — то сосущее душу разочарование. И он, этот умник, еще посмел заявить Сережке, что «порой чувствует себя как в пустыне»! А чьими руками эта пустыня, этот вакуум непробиваемый создан? Не его ли собственными? Она швырнула сумку на стул. Ну и пусть все идет как идет. И ничего не нужно менять: он будет в своей пустыне — она в своей. И точка. И каждый сам за себя.

* * *

Каждый сам за себя. И точка. Все равно ничего уже изменить невозможно! Белогуров крепко стиснул бокал с коньяком, ощутил прохладу и хрупкость стекла. Он сидел в баре «Покровский дворик». Приехал сюда сразу же, как его отпустил тот следователь со смешной фамилией Ластиков. И коротал за стойкой бара вот уже четвертый час. Сколько рюмок он выпил? Одна, вторая, пятая, шестая… Все плывет перед глазами — дым, дым, дым… И машину теперь придется оставить здесь, за руль таким вот не сядешь, ну да ничего… Сейчас ему было абсолютно наплевать, угонят ли его тачку, оставленную на ночь у бара без присмотра, — нет ли… Странная какая апатия, а? Белогуров и сам себе удивлялся, но ничего уже нельзя было изменить. С тех пор как это снова произошло в его доме, апатия — точнее, Вата, как он называл это про себя, прочно воцарялась в душе. С тех пор, как сдох Гришка Якин…

Белогуров помнил все. Он, как последний кретин, грохнулся в обморок там, в подвале. Егор и Женька вытащили его в холл. Он пришел в себя уже на кожаном диване. А рядом сидел Чучельник. И футболка его была вся в крови…

— Не забудь переодеться, — прошептал Белогуров. Язык был как свинцовая гиря.

Чучельник лишь слабо улыбнулся в ответ. И не спускал глаз с Белогурова.

— Иди, иди от меня, пойди умойся! Ты на свинью похож… Оставь меня в покое! — Белогуров пытался подняться.

Чучельник и ухом не повел. И с места не тронулся. Лишь вытер рукой лицо, словно ему было нестерпимо жарко.

Этот же самый жест повторил в кабинете следователя Ластикова и сам Белогуров, хотя ему не было жарко. Впрочем, и нервный озноб его тоже не бил. Сердце не екало в груди, душа не дрожала, нет — и внешне, и внутренне вроде бы ничего в нем не изменилось. Да, он увидел Костьку Крайнева. Здесь, в этих негостеприимных стенах. И они переглянулись, как заговорщики. Ну и что с того? А разве не было ему, Ивану Белогурову, ясно с самого начала, что убийство Пришельца — столь демонстративное и устрашающее — не может пройти незамеченным для этих «суклегавых», так, кажется, называют их в кругах, «близких к дяде Васе», еще