Свинцовый хеппи-энд - Сергей Григорьевич Рокотов

Силы оставили ее, она уже чувствовала дыхание преследователей. Еще буквально несколько минут, даже минута, полминуты, и они схватят ее. А когда они ее схватят, они будут обращаться с ней по-другому, с Кузьмичева спадет маска благожелательности, которую он надел. Ей-то прекрасно известно, кто это такой — это садист, палач по своей природе, недаром она боялась его больше всех и тогда, в детдоме, боялась, и попав в его лапы спустя много лет, только старалась не подавать виду, что боится.

И помощник у него соответствующий. Даже не верится, что это вообще живой человек — лысое, безбровое чудовище, упырь, убивший Ираклия и Георгия, существо, способное на все. Да, они только что подрались, чем она сумела воспользоваться, но драка эта напоминала поединок чудовищ из фильма ужасов, и не более того. А сейчас они найдут общий язык, сейчас они с ней разберутся…

Вот она — развязка! Справа море, слева бескрайняя степь, сзади почти пустой поселок, над головой черные грозные тучи. И мерзлая, кривая дорога.

— Стой, гадюка, стой, хуже будет, — раздается за спиной грозный голос Кандыбы.

Кузьмичев молчит, он только шипит, тяжело дышит, хрипит. Как-никак ему идет шестой десяток.

Она больше не может, у нее останавливается дыхание. Такое ощущение, что сейчас разорвется сердце, так она устала. Ноги — ватные, а в висках стучит, словно маятник. Господи, за что ей все это?! За те преступления, которые она совершала?! За ограбленные квартиры? За сожженные дачи? Но ведь она бы могла жить по-другому, она всю жизнь напряженно борется за свое существование, почему же весь мир ополчился против нее? Господи, хоть бы кто-нибудь пришел к ней на помощь! Сережа, Сергей, где ты?! Где мои родители?! Все говорят, что они очень богаты и влиятельны?! Почему же они не могут найти ее и отомстить этим подонкам?!

— Вот и все, — наконец, раздается хриплый от усталости голос Кузьмичева, и его потная рука дотрагивается до ее спины. — Попалась… Ну, сейчас ты узнаешь, почем что и как. Скоро твой крутой папаша получит какую-нибудь часть твоего нежного тельца и будет несговорчивее.

Он задыхается, ему трудно говорить, и тем не менее он говорит, чтобы ей стало страшнее, чтобы силы совсем оставили ее. И он добивается своей цели, она замедляет бег.

— Кого еще черт несет? — слышит она голос Кандыбы. Он орет на несущийся на них военный "уазик".

Она видит в машине свое спасение, делает последний рывок. Только бы машина не проехала, только бы она остановилась. А может быть, это едут именно за ней, едут, чтобы ее спасти из этих страшных лап…

— Мама! — кричит она. — Папа! Сережа! Помогите мне!

Машина резко останавливается. Открывается дверца, и сильная рука помогает ей сесть.

— Стой! — закричал Кузьмичев, целясь из пистолета в водителя.

— Пригнись! — слышит Марина голос рядом и, даже не глядя на его обладателя, пригибается. И тут же раздаются сразу два выстрела. Кузьмичев и Кандыба стреляют почти одновременно.

Водитель "уазика" резко разворачивается. Затем тоже вытаскивает пистолет и стреляет в Кузьмичева. Марина видит, как тот падает, чтобы в него не попала пуля. Еще один выстрел водителя — и снова мимо.

Все, водитель нажал на педаль акселератора и погнал машину по неровной дороге. Вдогонку гремят выстрелы. Но они уже вне пределов их досягаемости, на сей раз выдержка подвела Кандыбу, он не попал ни в водителя, ни в колеса, ни в бензобак. Слишком уж неожиданно все повернулось.

И только тут Марина повернула голову к своему спасителю.

— Господи, — прошептала она, узнавая его. — Это вы?

— Я, девочка моя, я, — ответил Георгий Климов, отрывая руку от руля и дотрагиваясь до ее плеча, дрожащего как в лихорадке.

— Откуда вы взялись? — Происходящее кажется ей некой фантасмагорией, до того все это нереально и странно.

— Долгая история, — горько усмехнулся Усатый. — Когда-то нас послал твоей матери дьявол, теперь меня послал тебе бог. Об одном жалею — что не попал в него. Живуч, однако, Славик Шмыгло. Ох, живуч…

— Какой Шмыгло? — не поняла Марина.

— Еще более долгая история, — ответил Усатый. — Но я тебе все расскажу несколько позже. Ты обо всем должна знать.

Теперь у Марины появилась возможность внимательно поглядеть на Климова. Собственно говоря, она помнила его только по давнему свиданию в Бутырской тюрьме в девяносто первом году, все остальное — детские отрывочные воспоминания.

Теперь ему было где-то под пятьдесят. Его непокрытая голова была совершенно седой, он очень исхудал, щеки ввалились, а лицо было какого-то пепельного цвета. И только густые седые усы и задорно блестящие черные глаза напоминали о том человеке, который вместе с Надеждой приходил к ней на свидание в тюрьму. Климов был одет в кожаную куртку, шея повязана черным вязаным шарфом.

— А где… — Марина замялась, не зная, как ей назвать свою приемную мать, похитившую ее у настоящих родителей.

— Надя-то? — вздохнул Усатый. — Она умерла.

— Давно?

— Да уж почти пять лет. Это было в новогоднюю ночь…

— Она болела?

— Нет, это я болел. И теперь болею. Только никак не помру. А она… Она повесилась, Марина…

— Что вы говорите?!!!

— Да вот… Причем после того, как твой Сергей рассказал нам о твоей смерти.

— Боже мой! Какой кошмар! — Марина закрыла лицо руками, представляя себе повесившуюся Надежду. А потом убрала руки и внимательно поглядела на Усатого. Значит… Он был у вас?

— Был. Все подробно рассказал. И я недоглядел. Мы с ним пили в соседней комнате, а она… Я ведь слышал какой-то шум, но… А, что теперь говорить?! Ты знаешь, девочка, мы большие грешники, мы вмешались в твою судьбу, из-за нас все твои беды и страдания. И за это бог наказал нас обоих.

— Не надо теперь об этом… — Она не знала, как ей называть Климова.

— Георгий меня зовут, — понял ее Усатый. — Георгий Антонович. А бог нас с Надькой наказал за наше преступление перед тобой и твоими родителями. Она покончила с собой, а я… Болею все, но никак не помру. И хорошо, что не помер. Спас вот тебя.

— Вы знаете, кто гнался за мной?

— А как же? Собственной персоной Славик Шмыгло, то есть Павел Дорофеевич Кузьмичев, непотопляемый, бессмертный. Как жаль, что я не попал в него! Но, видно, не судьба. Значит, бог уготовил ему другую смерть. И еще это значит, что я еще не все дела сделал на этом свете и надо будет еще немного продержаться.

— А куда мы едем? Где мы вообще находимся? Море рядом. Мне ведь никто не сказал, куда меня