Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

Дождавшись паузы в споре, Валера спросил:

— А что такого на самом деле натворил Лысый?

— Он нагадил столько, что Хромой готов его собственными руками на куски разорвать, — откликнулся Саша. — Остальные просто пристрелят, а Хромой вывернет его живьем наизнанку, если поймает. Лысый подставил Организацию сначала под аресты, потом под удар чеченцев. Его вычислили, Хромой поехал брать его, и Лысый ушел у него из рук, прихватив «черную кассу» Организации. По нашим данным, деньги не растрачены — Лысый объявлен вне закона повсюду, а рэкет отслеживает людей, позволяющих себе траты крупных сумм, и Лысого среди них не было. И именно из-за «кассы» его надо взять живым.

Ни разу за весь вечер Валера не спросил, почему они так охотно и прямо отвечали на его вопросы. Это понятно без слов. Всего лишь за два дня он сделал столько, что все пути назад для него были отрезаны. Таких, как он, даже в осведомители не вербуют. За убийство как минимум трех человек и квартирную кражу его ни один судья не приговорил бы к пятнадцати годам — только расстрел. А за Пеликана его в других группировках живьем в асфальт закатали бы. Уйти ему некуда, он накрепко привязан к Цезарю. Свобода от него достигалась исключительно через собственный труп; свести счеты с жизнью можно и другим, более легким способом, это понимали все, в том числе и сам Валера. Он знал, что его ждет; видя темпы работы Цезаря, мог смело предположить, что пахать ему придется круглые сутки и, возможно, прямо с этой минуты. Отвечая на его вопросы, они вводили его в курс дела, помогали быстрее приспособиться к сложившейся ситуации.

Он притормозил у самого обычного жилого дома на улице Миклухо-Маклая, в который когда-то доставил необычного пассажира, имевшего наглость провезти через весь город чемодан денег. Саша позвал Валеру с собой — начальство желало лицезреть новоявленного разведчика, который, еще не войдя в состав Организации, успел прославиться.

В дверях он, поглядев, как Александр и Михаил привычными жестами положили «кольты» на тумбочку, сообразил, что ему следует сделать то же самое. Мужчина с бесстрастным лицом дополнительно обыскал его уверенными движениями профессионала, в то время как второй охранник стоял в глубине коридора, расставив ноги, и невозмутимо наблюдал за этой процедурой. Валера не возмущался, понимая, что это необходимая и обязательная предосторожность — все-таки к лидеру мафии приехал, не к приятелю.

Легендарный Ученый оказался невысоким — чуть повыше Хромого — очень сухим человеком довольно-таки неопределенного возраста. Ему могло быть и сорок пять, и семьдесят лет. Лицо худое, с тонкими чертами, скулы высокие и узкие, щеки впалые, нос с едва заметной горбинкой. Глаза глубоко посаженные, смотрели внимательно, но без подозрительности или тревоги. Острый взгляд, волевой

Изгиб губ, гладко выбритый твердый подбородок — его лицо могло принадлежать только лидеру. Одет он был в светлую рубашку и темно-серые брюки с безупречными стрелками.

Мысленно Валера сравнил его с Пеликаном. Тучный, разъевшийся Пеликан вызывал невольное отвращение и наводил на мысль о «хазах» и «малинах». Тот был главарем бандитов, жестоких и не слишком умных. Даже Василь производил более благоприятное впечатление. А к этому человеку прекрасно подходили разные красивые и не обязательно русские слова: бизнесмен, теневая экономика, антиквариат, криминал, мафия... Мишка был тысячу раз прав, говоря о важности внешнего вида. Впечатление от внешности сразу вызывает определенный стереотип отношения; Ученый вызывал симпатию и почтение. Валере подумалось, что сработаться с ним будет несложно.

Тот, в свою очередь, несколько секунд приглядывался к Валере. А Яковлев поймал себя на интересном ощущении: их трое молодых высоченных громил (Валера немного, сантиметров пять, уступал Саше с его почти двухметровым ростом, Мишка был чуть повыше Валеры), и Ученый казался совсем миниатюрным на их фоне. Тем не менее совершенно ясно, что психологически Ученый сильнее их троих, вместе взятых. Он был самым настоящим правителем.

Церемония знакомства была донельзя простой. Не прибегая к услугам посредников, Ученый протянул руку Валере:

— Сергей Иванович.

Этот жест избавил Валеру от неловкости — он не знал, как к нему стоит обращаться. Не мог же он, в самом деле, звать его просто по имени, как Хромого! И еще более не-приемлемым казалось Валере обращение по прозвищу. Хотя оно было достаточно звучным и уважительным, но «крестный отец» мафии — не домашнее животное, чтобы звать его по кличке. Называя свое имя, Валера автоматически прибавил фамилию, еле удержавшись, чтобы не сказать: «Рядовой Яковлев...»

Сергей Иванович еле заметно усмехнулся, распознав побуждение Валеры, показал им на диван. Сам уселся в кресло, негромко сказал:

— Рассказывайте, как побуянили.

Саша как-то смущенно улыбнулся, а Валера почувствовал, что при общении с Ученым не будет отчуждения и ощущения бесконечной пропасти, которое нередко возникает при общении с высокими чинами. Он ухитрялся вызывать уважение, не становясь при этом высокомерным. Отец мафии...

— Да мы и не буянили толком... Тридцать процентов, — сказал Саша.

Сергей Иванович приподнял брови, темные глаза блеснули удивлением:

— Странно. Они упрямы и не слишком дальновидны. Я полагал, меньше чем до шестидесяти процентов смертность снизить не удастся. И как это тебе удалось?

Александр очень подробно рассказывал, а Валера поражался глубине и быстроте подготовки захвата, а также тем, что тот успел заметить и запомнить такое количество дета-лей, будучи смертельно измотанным трехсуточной бессонницей.

— Когда мы загнали их к котловану и взяли в кольцо, я очень ясно показал, что больше всего мне хочется перебить всех до единого, и не дал им времени на размышления. Сказал, что им придется выложить десять миллионов за наезд на мою императорскую особу или уйти из гостиницы. Пообещал каждые десять секунд расстреливать двоих, положил четверых в порядке выполнения обещания, и Василь сдался. — Далее Саша пересказал свои условия и намекнул на возможность подгрести под себя аэропорт.

— Нет. Это рано, — безапелляционно сказал Сергей Иванович. — Ты молодец, все правильно сделал, но в аэропорт мы пока соваться не будем. Наше от нас не уйдет, но торопиться с этим не следует. Сам подумай: новость об очередной твоей беспредельной выходке разлетится по Москве этой же ночью, и в аэропорту к нашему появлению все будут готовы. Встретят, естественно, не хлебом-солью. К аэропорту мы вернемся, но не скоро. И если ты там появишься, то только в роли пассажира или встречающего, и то — не ранее чем через год. На тебя сейчас все здорово обозлятся, и ты некоторое время побудешь в