Загадка камеры № 13 - Жак Фатрелл

на свои места. – Он мог оставить их, упаковав отдельно, в сейфе лайнера. Но вряд ли, это слишком рискованно. Возможно, они лежат в каком-нибудь сундуке в багажном отделении, что еще менее вероятно. Или он держит их при себе. И это скорее всего».

Закончив обыск, Конвей вышел из каюты, выключил фонарь и запер за собой дверь. Затем он вернулся к себе и, наполнив рот виски, сразу выплюнул его. Но этого, вероятно, было достаточно, поскольку, появившись в курительной комнате пять минут спустя, старший инспектор выглядел изрядно выпившим, качался и при дыхании распространял сильный запах алкоголя. Лейтон укоризненно посмотрел на него.

Возможно, чисто случайно Конвей запнулся о его ноги и заметил, что тот был обут в домашние туфли без каблуков. Стараясь восстановить равновесие, инспектор ухватился за Лейтона, буквально повиснув на нем.

Приняв все это за чистую монету, Лейтон извинился перед своими партнерами по бриджу и посоветовал Конвею вернуться в постель. Тот согласился при условии, что Лейтон поможет ему, и вскоре они вместе покинули курительную комнату, при этом Конвей обнимал Лейтона, как виноградная лоза дуб.

Когда они спускались с палубы, Конвей снова споткнулся и, несмотря на дружескую поддержку, не удержался на ногах. Пытаясь предотвратить падение, он схватился за ноги своего спутника и его руки скользнули по ним сверху вниз.

Доставив наконец Конвея в каюту, Лейтон, чему-то улыбаясь, отправился доигрывать партию в бридж.

«Он не взял их с собой», – подумал Конвей, оставшись в одиночестве. Теперь он был абсолютно трезв.

На следующий день ему не составило труда выяснить, что Лейтон ничего не оставлял в судовом сейфе и что его четыре сундука, находившиеся в багажном отделении, завалены сотнями других саквояжей и добраться до них не представляется возможным. Оставалось только сидеть и ждать, когда таможенники Дядюшки Сэма продемонстрируют собственные способы обыска.

* * *

Наконец наступило утро. Радист судна принял сигнал с берега и объявил, что их лайнер находится менее чем в ста милях от Бостона. Спустя некоторое время Конвей нашел Лейтона на палубе. Тот курил, прислонившись к ограждению, и смотрел в сторону суши.

А примерно через три часа пассажиры заметили моторный катер, двигавшийся в их сторону. Лейтон наблюдал за ним с ленивым интересом. Катер описал широкий круг и, пристроившись сбоку на расстоянии сотни футов, стал двигаться с лайнером параллельным курсом. Интерес Лейтона к странному попутчику резко возрос.

– Боже мой! – воскликнул он, а потом завопил: – Привет, Гарри!

– Привет, Лейтон! – крикнули ему в ответ. – Я услышал, что ты на борту, и решил встретить тебя.

Находившаяся на палубе публика отреагировала на этот диалог взрывом довольно глупых шуток. Катер между тем подошел еще ближе к «Романтике», и, когда он раскачивался на волнах рядом с ней, сидевший в нем мужчина поднялся. В руках он держал пачку газет.

– Вот американская пресса для тебя, – крикнул мужчина и бросил Лейтону газеты.

Поймав их, тот сразу отправился к себе в каюту. Вскоре он вернулся со стопкой европейских газет, которые Конвей заметил при обыске.

– Лови! – крикнул Лейтон. – Там ты найдешь что-нибудь для себя.

Мужчина в катере поймал подарок и небрежно бросил его на сиденье рядом с собой.

Тогда внезапно Конвей словно прозрел. «Ожерелье уходит», – подумал он испуганно и схватил Лейтона за одежду, чтобы привлечь его внимание, но тот только загадочно улыбнулся, глядя в блестящие глаза сотрудника Скотланд-Ярда. Между тем человек в катере крикнул: «Я встречу тебя у причала!», после чего юркое судно направилось к берегу.

После этих событий в голове у Конвея воцарился настоящий хаос, но он быстро взял себя в руки и решил спокойно все обдумать, а уже пять минут спустя ворвался в рубку радиста, чтобы отправить на сушу сообщение официальным властям. Затем, стоя у носового ограждения, Конвей стал наблюдать, как моторный катер удаляется в направлении Бостона. Он уже успел отойти от лайнера где-то на две мили, и ему оставалось примерно сорок до гавани Бостона. До того как катер вошел в нее и окончательно исчез из поля зрения Конвея, он не встретился и не сблизился ни с каким другим судном.

Через час «Романтика» пришвартовалась. Конвей первым покинул ее и сразу направился к человеку, судя по всему ожидавшему его.

– Вы обыскали моторный катер? – спросил он.

– Да, – прозвучало в ответ. – И мы чуть ли не разобрали его по частям, даже вытащили из воды. Мы также обыскали мужчину, находившегося на нем, – Гарри Чешира. Вы, скорее всего, ошиблись.

– А вы уверены, что катер не подходил ни к какому другому судну и драгоценности не переправили на него?

– Нет, он ни с кем не сближался, – прозвучало в ответ. – Я встретил его у входа в гавань и сопроводил сюда.

На какое-то мгновение на лице Конвея возникло выражение разочарования, затем оно снова оживилось. Только теперь у него возник настоящий интерес к этому делу.

– Вы знаете старшего офицера таможни, заступившего на смену? – спросил он.

– Да.

– Представьте меня ему.

Вскоре трое мужчин остановились в некотором отдалении и стали наблюдать, как пассажиры «Романтики» проходят таможенный досмотр. И когда очередь дошла до Лейтона, его пригласили в отдельное помещение. Он вошел и без малейших признаков беспокойства позволил обыскать себя. После того как процедура завершилась, Лейтон заметил стоявшего у двери Конвея.

– Вы удовлетворены? – спросил он.

– Нет! – воскликнул Конвей, красный от злости.

– Как? После того как вы дважды обыскали меня лично и один раз мою каюту?

Конвей не ответил. Он наблюдал, как четыре сундука Лейтона принесли из багажного отделения и проверили их с такой же тщательностью, с какой он обследовал каюту подозреваемого. В конце этой безрезультатной процедуры инспектор опустился на один из сундуков Лейтона и чуть ли не с восхищением посмотрел на него.

Тот на какое-то мгновение встретился с ним взглядом, улыбнулся, кивнул и с довольной миной пошел вдоль причала, беспечно болтая с Гарри Чеширом. Конвей даже не попытался проследить за ними. Теперь это не имело значения. Ничто больше не имело значения.

«Ожерелье все-таки у него, – подумал старший инспектор. – И он сбудет его так, что я не смогу найти концов».

* * *

Мыслящая Машина не посчитал эту проблему сложной, когда его познакомили с ней несколько дней спустя. Это сделал репортер Хатчинсон Хэтч, имевший хороших друзей на таможне, с которыми Конвей поделился этой историей. Журналист также узнал от них, что местное начальство не хотело иметь никакого отношения к данному случаю, настаивая на том, что сотрудник Скотланд-Ярда, скорее всего, ошибся.

Сломленный своей неудачей и уязвленный последними словами