Правила счастливой свадьбы - Антон Чиж

Тетушке потребовалось несколько секунд, чтобы пробежать объявление.

– И что такого? – Она отбросила газету, которая закрыла остатки холодной говядины с грибами, недоеденные Пушкиным. – Глупая шутка, розыгрыш… Проделки гимназистов…

– Письмо за подписью «Клуба веселых холостяков»… Эти двое – его члены, о клубе говорили как о своей шайке…

Довод Агата Кристафоровна сочла не слишком основательным.

– И только? Миленькая моя, это ровным счетом ничего не значит… Случайность…

– Я знаю, кого они собираются убить первой…

В словах Агаты было столько уверенности, что тетушка поддалась.

– Кто же эта несчастная?

– В разговоре преступники упоминали графа, который женится на этой неделе… Я пересмотрела все газеты… Есть только одно подходящее объявление: о свадьбе графа Урсегова и Астры Федоровны Бабановой… Судя по тому, что объявление дала мать, отец девицы умер… Я навела справки: она купеческая дочь, богатая невеста. У них свой дом на Тверской, уже побывала там. Предупредить не смогла ни мадам Бабанову, ни Астру Федоровну, их дома не было…

В горло тетушки впилась крошка, она закашлялась и вышла на кухню, чтобы привести мысли в порядок. Если бы речь шла о другой невесте, она бы высмеяла страхи. Но дело касалось будущих родственников… Не брать в расчет смутную опасность?

Вернувшись, Агата Кристафоровна дала самый разумный совет: сообщить Пушкину. Пусть разбирается. И спасает чужих невест, раз свою проворонил.

– Ни за что, – резко ответила Агата. – Чтобы получить очередную насмешку? Лучше я сама.

– Но что ты можешь! – в сердцах выкликнула тетушка. – Охранять невесту?

– Для начала предупредить, какая опасность ей угрожает… С тем и приехала к вам.

– А я что могу?

– Нельзя терять ни минуты… Преступление может случиться когда угодно.

– От меня-то что хочешь?

– Горничная в доме Бабановых сообщила, что Астра Федоровна поехала примерять свадебное платье, но не знает, куда именно… Агата Кристафоровна, вы всех в Москве знаете, скажите, где у купцов принято шить платья для невест?

Вопрос был проще детской головоломки. На днях, когда тетушка познакомилась с мадам Бабановой, та рассказала, где шьет дочери свадебный наряд.

– Да, сложная задачка, – ответила мадам Львова в глубоких размышлениях. – Точно не уверена, но думаю, модный салон Жанны Вейриоль… Купеческие жены ее предпочитают…

Агата вскочила, будто хотела бежать сломя голову.

– Где находится салон?

– Неблизко, в Замоскворечье, на Якиманке…

Уточнив адрес, Агата порывисто обняла Агату Кристафоровну, умоляя ничего не рассказывать Пушкину, пообещала держать в курсе событий и исчезла, как весенний ветер. Оставив тетушку в тяжких раздумьях.

С нежданным возвращением Агаты образовался ребус, разгадать который даже тренированному логическому уму было не под силу… Ведь что получается: тетушка все обсудила со свахой и мадам Бабановой. Пушкина она так или иначе сломает и заставит согласиться. На это можно было рассчитывать, когда Агата недоступна.

А теперь?

Если Пушкин узнает, что она вернулась, хитро сплетенную сеть можно выбросить в печь. Драгоценный племянник Агату не простит, но и к невесте ни за что не поедет… Это значит, она виновата? Ну уж нет…

Плеснув в рюмку настойки, Агата Кристафоровна крикнула Дарье, чтобы убирала со стола. Она знала, что должна что-то предпринять, только не могла сообразить, что именно. Ну не мириться же с Пушкиным…

* * *

Недельное совещание у начальника сыска проходило по заведенному обычаю. Каждый чиновник докладывал о делах, которыми занимается, выслушивал наставления Эфенбаха, после чего господа расходились, довольные недурно проведенным временем. Однако сегодня настроение Михаила Аркадьевича сулило нежданные хлопоты. Так не вовремя.

У каждого из чиновников на ближайшую неделю были заманчивые планы. Юный Актаев был приглашен дружкой на свадьбу своего приятеля, а сегодня назначен мальчишник. Василий Яковлевич Лелюхин удостоился чести быть посаженным отцом на свадьбе дальнего родственника и вдобавок получил приглашение в качестве почетного гостя на свадьбу дочери купца, которого выручил в одном щекотливом деле. Больше всех забот намечалось у Кирьякова: побывать на пяти свадьбах. Шутка ли! Чтобы такое выдержать, нужно иметь богатырское здоровье. Да и сам Эфенбах пребывал в тяжких раздумьях о судьбах племянника, но более о том, что ждет его дома, если негодный Мафусаил не женится. Только Пушкина сезон свадеб оставил безразличным. Сидя за столом совещаний, он позевывал и жмурился, будто боролся со сном.

Доклады пошли своим чередом. Кирьяков рассказал, сколько справок и отношений подготовил, Актаев отчитался о поимке вора на Лубянке. Настал черед Лелюхина.

– Ну, как у тебя что завелось, Василий Яковлевич? – нетерпеливо спросил Эфенбах, которому хотелось поскорее отбыть на обед.

– Обычным порядком, – ответил тот. – Однако есть некоторые обстоятельства…

Михаил Аркадьевич насторожился: опытный сыщик зря слов на ветер не бросает.

– Как это что? – спросил он.

– Да вот, такие странности, извольте знать… Сообщают из участков, что невесты пропали…

– Умыкнули? – не без ехидства заметил Кирьяков.

За что получил строгий жест от начальства.

– Ты это туда брось мне… У нас тут Москва, а не Кавказ, чтобы невест умыкать…

– Непохоже, чтобы умыкнули, – согласился Лелюхин. – Вроде как сами исчезают…

– При каких обстоятельствах? – спросил Пушкин, еще позевывая.

– Да никаких особых обстоятельств…

– Родители невест что говорят?

– Известно, что говорят…

– Василий Яковлевич, введите в суть дела, – попросил Кирьяков, которому надо было еще успеть отгладить парадный костюм перед сегодняшней свадьбой.

Тут Эфенбах выразил намерение разобраться. Лелюхин рассказал странную историю.

…На прошлой неделе в разных концах Москвы, в Мясницкой части и на Сретенке, случились похожие происшествия. Молодой человек встречает барышню пристойного вида, не из бедных, судя по платью, красавицу и влюбляется настолько, что готов бросить к ее ногам свое сердце в обмен на ее руку. Барышня явно показывает, что молодой человек ей симпатичен, готова продолжить знакомство и согласна побывать с ним в театре. В театр не приходит, исчезает без следа.

– Крадет деньги, часы, перстень? – оживился Пушкин.

– В том-то и дело: о деньгах речи нет, ничего не пропало, – ответил Лелюхин.

Повисла тишина, когда никто не знает, какую умную мысль следует изречь.

– Ну и какая нам тревога, соколы мои раздражайшие? – изрек Эфенбах. – Не перчатки, найдутся…