Следы апостолов. Секретная миссия - Эндрю Олвик

— Я, конечно, понимаю, что вы старше по званию, и ваш перстень говорит о многом, но это ничего не меняет, — немного успокоившись и пригласив гостей присесть к столу, ответил хозяин кабинета. — У нас тут творится черт знает что, гибнут люди, и я не могу гарантировать вам безопасность в замковых подземельях. Это первое. И второе — круг людей, имеющих доступ в лабораторию и прилегающие к ней туннели, строго ограничен. И при всем желании я не имею права нарушать приказ своего берлинского начальства. Но если могу быть полезен в чем-нибудь другом, то я всегда к вашим услугам.

— К сожалению, других желаний у нас не имеется, — ответил Вагнер, поднимаясь из кресла, — но к нашему разговору мы вернемся в ближайшее время. Хайль Гитлер, — произнес доктор, покидая кабинет.

— Хайль, — козырнул начальнику лаборатории Генрих.

— Ладно, пожалуй, на сегодня хватит приключений, — подытожил доктор, — за этот день мы и так заметно продвинулись в поисках. Пойдем назад, и хотя времени уже 15–30, по пути прикинем, куда может падать тень от башни возле кирхи иезуитов.

— Пойдем, — согласился Генрих.

— Рыть надо здесь, — носком ботинка поковыряв в куче старых кирпичей неподалеку от башни, заключил доктор, — завтра утром я снаряжу сюда тех же двух оболтусов, что ломали сегодня стену. По-моему у них неплохо получается. Все, я домой. Хай ль Гитлер, — небрежно салютовал Отто и, покинув Генриха, направился к своей гостинице.

Других дел на сегодня не предвиделось. «Завтрашний день покажет, в каком направлении действовать дальше», — размышлял Генрих, проходя мимо мастерской Язэпа. Его так и тянуло заглянуть туда, чтобы еще раз, хоть на секунду увидеть внучку сапожных дел мастера, но лишний раз компрометировать себя частыми визитами было опасно. «Утро вечера мудренее, завтра зайду», — решил Генрих, прислушиваясь к донесшемуся издалека взрыву.

5 июля, наши дни. Несвиж

Выслушав рассказ Григория, Островский совершенно не удивился. Услышанное не сильно отличалось от его собственных предположений, подтверждение которым он надеялся получить во время встречи с Бронивецким. То, что поляк имеет какое-то отношение ко всей этой истории, вполне могло быть правдой, однако, знал ли он убийцу и состоял ли с ним в каких-либо отношениях, было неизвестно. Уверенность Григория сама по себе еще не являлась неоспоримым доказательством, а вот то, что Ежи состоял с кем-то в тайной переписке, заставляло предположить, что этот неизвестный может быть очень полезным для следствия человеком. Правда оставался один деликатный момент, а именно — как получить санкцию на обыск в номере поляка и вместе с тем привлечь его к допросу?

«Как ни крути, думал Вадим, — Бронивецкий — иностранец. Это создает дополнительные сложности, которые нельзя игнорировать. Кроме того, он приезжает в нашу страну по линии церкви, что еще больше усложняет задачу. Человек он у себя, в Польше, уважаемый, не торгаш какой-то, магистр, общественный деятель, почетный член общины Кракова и автор книг, которые известны далеко за пределами Польши. Такого попробуй тронь, вони потом не оберешься. Неизвестно еще, кто там за ним стоит».

Созвонившись с остальными членами следственной группы, Островский раздал задания, а сам поехал к Бронивецкому в гостиницу, надеясь убедить того добровольно пойти на сотрудничество со следствием. Однако в номере поляка не оказалось.

— Уехал еще часов в восемь, — вспомнила администратор. — Был очень возбужден.

«Куда же это его черти понесли, — размышлял Вадим, сидя в машине возле гостиницы. — Может, он уже на пути домой, а я тут караулю его? Надо звонить своим в Брест, чтобы маякнули, если вдруг объявится на пропускном пункте. Не хватало еще упустить его со всеми уликами. Вот треску-то будет… Миронов потом мне весь мозг выклюет. И так уже волком смотрит, а тут такое…»

Вернувшись в гостиницу, он попросил администратора немедленно связаться с ним, если поляк появится.

— Непременно отзвонюсь, — заверила его та, доверительно понижая голос. — А что он натворил?

— Ничего, просто мог быть свидетелем, — ответил Вадим, думая о том, как бы хорошо сейчас было быстро, как говорится, по горячему, провести осмотр номера Бронивецкого. Но без бумаги туда, конечно не сунешься, вот разве что… Он с любопытством посмотрел на администратора, которая пребывала в нервном нетерпении, желая разузнать как можно больше о прегрешениях постояльца.

— Вас как зовут? — спросил Островский, наклоняясь через конторку к самому лицу женщины.

— Галя, — прошептала та, почему-то оглядываясь по сторонам.

— А меня Вадим, — представился он.

— Да я уж в удостоверении успела прочитать, — улыбнулась администратор. — Я вас знаю. Вы в прошлом году у нас тут были, когда у постояльца из четырнадцатого номера видеокамеру и барсетку с деньгами вынесли.

— Точно, — вспомнил Островский. — Вы меня тогда еще чаем угощали.

Галя обрадовано закивала. «Надо брать обаянием», — решил он, расплываясь в улыбке.

— Послушайте, Галя, а вы что в пятницу вечером делаете?

— Буду помогать золовке со стиркой, — честно призналась та, с тревогой посматривая в сторону лестницы.

Не ожидавший такого ответа Вадим растерялся.

— Жаль, — пробормотал он. — Думал соблазнить вас.

— Нет, что вы, — энергично замахала Галя руками. — Не надо. У меня муж ревнивый. Он иногда даже следит за мной. Я его как только ни просила, ни стыдила — все зря. Любит! Весной тут один постоялец решил было приволокнуться за мной, так он бедняге одно место очень сильно зашиб, пришлось к врачу обращаться.

— Какое место?

Администратор опустила глаза.

— То самое, — тихо сказала она, с преувеличенным интересом разглядывая маникюр.

— Понятно, — протянул Островский. — Тогда буду откровенен, — решил он пойти ва-банк, — мне нужно попасть в номер пана Бронивецкого. Сейчас и без лишних формальностей. Дело до утра не терпит.

— Ну, не знаю, — насторожилась Галя. — Только разве что быстро и в моем присутствии. И чтобы никто…

— Никто и никогда, — закончил за нее Вадим.

Они поднялись на второй этаж. В коридоре никого не было.

— Пять минут, — предупредила администратор и распахнула перед следователем дверь номера. — Свет не зажигать.

— Богиня, — шепнул он ей, протискиваясь мимо ее пышных форм в комнату.

Обыск занял те самые пять минут, великодушно отведенные администратором Галей. Единственное, что привлекло внимание Островского, был скомканный листок бумаги, лежавший на дне мусорной корзины рядом с этикеткой от носков брестской чулочно-носочной фабрики. Вадим быстро развернул его. Это оказалась записка агента Бронивецкого, в которой тот сообщал о месте и времени обмена.

— А вот то, что мне надо! — воскликнул Островский. — Теперь можно убираться.