Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

— В другой день я к вам не попаду, а нам следует поговорить. Если вы хотите, чтобы я работал. А нет, так разбежимся по постелям. Лично я с радостью сяду в машину и уеду.

Спикер был политиком и никогда не верил собеседнику, искал в его словах скрытый смысл. Предложение сыщика слишком однозначно — либо работать, либо разбежаться, никаких ловушек, второго дна. Хозяин состроил недовольную гримасу, спросил:

— Чем могу быть вам полезен?

— Вы — мне? — Гуров наконец закурил. — Я ничего не прошу, хотите работать — попробуем.

— Если вам ничего не надо, какого черта вы тут делаете? — вспылил спикер. — Отправляйтесь куда хотите, я позабочусь о вашей карьере.

Гуров не шелохнулся, он ждал срыва, готовился и ответил:

— Мне столько раз угрожали, я устал. Моя карьера? Плюнуть не на что, приберегите патроны, иначе в нужный момент останетесь безоружным.

— Пошел вон! — Спикер встал.

— Дурак, и уши холодные! — Гуров махнул на хозяина рукой. — Извините, Имран Русланович, я это про себя. У меня такая присказка. Когда молодой оперативник сморозит, я так выражаюсь, сейчас вырвалось. Извините, — в голосе сыщика никакой вины не звучало.

Несколько секунд спикер никак не мог закрыть рот, когда с этой задачей справился, упал в кресло и рассмеялся:

— Давненько, давненько со мной не говорили по душам. Хорошо, выкладывайте, как я могу вам помочь, чтобы вы спасли мне жизнь. Такая формулировка годится?

— Кто победит на выборах, если вас… если вы тяжело заболеете?

— Президент! Кто же еще? Мы политические противники! Я вижу, вы человек темный.

— Темный, — почему-то с радостью согласился Гуров, — просветите, пожалуйста. Допустим, вы и президент свои кандидатуры сняли…

— Такого быть не может! — перебил спикер.

— После вас двоих чьи шансы предпочтительнее? — упрямо продолжал Гуров.

— Ничьи, другие не котируются, — раздраженно ответил хозяин. Чувствовалось — разговор ему стал неинтересен.

— Бесковитый или Сабурин? — спросил терпеливо Гуров.

— Два сапога — пара.

— Кто тщеславнее?

— Нетщеславных политиков не бывает.

Гуров понял — разговор зашел в тупик, спросил:

— Мне работать или убираться?

— Я распоряжусь, чтобы позвонили министру и предоставили вам самые широкие полномочия.

— Благодарю, не стоит, прикажите службе безопасности не висеть надо мной. К кому из ваших помощников я могу обращаться, если мне потребуется информация?

Спикер долго молчал, пытаясь среди своего ближайшего окружения найти умного, неболтливого, профессионального человека, вздохнул и ответил:

— Обращайтесь ко мне лично.

— Каким образом?

— Позвоните жене, она вам поможет.

Обнаглев, Гуров собрался было попросить спикера, чтобы он освободил его от ежедневных докладов следователю прокуратуры, воздержался и встал:

— Премного благодарен, Имран Русланович. Разрешите идти.

Хозяин устало махнул рукой; когда Гуров, поклонившись, пошел к дверям, спросил:

— А что прикажете делать с охраной? Они же допустили выстрел!

— На мой взгляд, начальник здешней охраны человек вполне профессиональный, его вины в происшедшем нет.

— Интересно, преступление произошло, а виновных нет.

— Такое случается, Имран Русланович.

— А полковник, которого прислали из службы безопасности? Он надежен?

— Вполне.

— Достаточно профессионален?

— Безусловно.

— А вы сами, полковник, достаточно надежны и профессиональны?

— На данный вопрос вам может ответить мой начальник.

— Идите! Все вы одним миром мазаны.

— Мазаны все, краска разная, — Гуров снова поклонился. — Спокойной ночи.

— Ну? О чем же вы столько времени беседовали? — нервно спросил Авдеев, когда сыщик вышел в парк.

— О твоей благонадежности и профессиональной пригодности, — ответил Гуров.

— Шуточки у тебя, Лев Иванович.

— Я имею свободный вход и выход, наблюдать за мной не рекомендуется. Пригласи начальника охраны, приходите ко мне. Да, вот еще, — Гуров остановился, взял Авдеева за лацкан пиджака. — Позвони своему руководству, к двенадцати дня я должен иметь фотографии, анкетные данные, адреса, телефоны и весь имеющийся у вас компромат на ближайших помощников, заместителей и иных лиц, которые крутятся вокруг президента, спикера, Сабурина, Бесковитого. Они все мелькают по ящику, но я их не запоминаю.

— Сейчас четыре утра, я не могу звонить генералу. Такие приказания не отдают по телефону. Ты извини, Лев Иванович, ты для генерала никто, он надает мне по шее и ничего делать не станет.

— Разумно, — миролюбиво согласился Гуров, — что же делать? — Он был так искренен, что Авдеев в растерянность сыщика поверил и нравоучительно произнес:

— В девять помощник спикера должен по «вертушке» позвонить генералу, передать просьбу шефа, и тогда дня через два нарочный доставит в секретариат требуемые материалы. Извини, Лев Иванович, но у нас не розыск, как вы выражаетесь, хватай мешки, вокзал отходит.

— Да-да, конечно, я понимаю, — Гуров согласно кивал и улыбался.

Знай гэбист Гурова получше, то, увидев такую улыбку, продолжать поостерегся бы.

— Ты розыскник, и только! А тут политика! Все должно выполняться тонко, чисто, с соблюдением всех правил! — Авдеев поднял палец. — Ну ничего, тебя, видимо, переведут к нам, ты со временем привыкнешь.

— Из стойла в стойло переводят лошадей, — тихо сказал Гуров. — Ты прав лишь в одном: мое имя генералу называть не следует. Завтра в двенадцать здесь, в кабинете спикера парламента, должны находиться все документы, о которых я тебе сказал. И еще! — Сыщик сильно дернул лацкан пиджака полковника. — К помощникам, естественно, обращаться запрещено, так как материал мне требуется именно на этих холуев. Если шеф тебе не поверит, может позвонить Имрану Руслановичу и лично от него получить подтверждение. О деле знаю я, ты и будет знать твой генерал. Секрет, о котором знают трое, хреновый секрет. Если информация уйдет на сторону, ответите ты и генерал. Извини, но себя я из подозреваемых исключаю. И давай, родной, крутись, звони, поднимай ваше дремлющее болото, тащи ко мне Илью!

Сыщик оттолкнул гэбиста, тот еле устоял на ногах.

— Больной! Сумасшедший! Мы останемся не только без погон, но и без голов! — Полковник повернулся, пошел быстро, затем побежал.

Имран Русланович Гораев, спикер и самодержец Большого вече России, сидел в спальне жены и пил рябиновую настойку. Впервые за четверть века совместной жизни Лиана смотрела на мужа с участием и жалостью.

— Имран, успокойся, милиционер просто наглец и карьерист, напугал, хочет всплыть на поверхность, — она не верила ни одному своему слову, стремилась мужа успокоить.

— Не надо, Лия! — Гораев пытался говорить твердо. — Да, я испугался, но разум не потерял. Он, согласен, наглец, но совсем не карьерист. Он умен, прекрасно понимает, что сегодняшний разговор, мое унижение я ему никогда не прощу. Какой-то абсурд! Умереть за шаг до трона! — И закричал: — Почему я пью эти помои? В доме нет ничего приличного? — Протянул свою рюмку и пробормотал: — Налей, дорогая.

— Я вызову