Пропасть - Роберт Харрис

Глава 28

Пока Венеция собирала вещи, премьер-министр проводил на Даунинг-стрит неофициальную встречу военного совета. Он был в прекрасном настроении. Сэр Эдуард Грей взял отпуск по болезни и лежал сейчас в темной комнате своего коттеджа где-то в Гэмпшире, восстанавливая зрение, и премьер-министру пришлось временно возглавить Министерство иностранных дел. Он наслаждался этой возможностью продемонстрировать свое искусство управления государством, в особенности потому, что рассчитывал добиться одного из главных дипломатических успехов в этой войне – привлечь Италию на сторону союзников. Слухи о заговоре против него, судя по всему, сошли на нет. Ллойд Джордж вел себя доброжелательно до подобострастия. Венеция отбыла свой срок в этой адской больничной тюрьме и наконец-то пообещала приехать на уик-энд в Уолмер; в пятницу он собирался отвезти ее в Кент.

Только Дарданеллы продолжали доставлять огорчения, словно попавший в ботинок камешек, от которого никак не избавиться. Вот и сейчас Хэнки, суждениям которого премьер-министр всецело доверял, с горячностью призывал снова отложить наступление, цитируя слова генерала Робертсона, начальника штаба сэра Джона Френча, о том, что высадка десанта на голые скалы Галлипольского полуострова в четырех тысячах миль от Англии при активном сопротивлении противника была одной из самых трудных операций, когда-либо предпринятых любой армией мира.

Уинстон гневно посмотрел на Хэнки через стол:

– Это чистое пораженчество!

– Нам следует держать в уме то, что каждый час отсрочки дает туркам дополнительную возможность укрепить оборону, – заметил Китченер. – Разведка полагает, что они стянули туда почти сто тысяч солдат.

Хэнки был всего лишь полковником, но не боялся возражать фельдмаршалу.

– Тем больше причин отложить операцию, – ответил он. – Это мы должны превосходить их числом, а ни в коем случае не наоборот.

– Если мы потерпим поражение, – сказал Бальфур в обычной своей чуть игривой кошачьей манере, – то пусть лучше это случится после вступления Италии в войну с Германией, а не до него. Иначе они могут и передумать. Я за то, чтобы перенести.

Премьер-министр, всегда предпочитавший выждать время, согласился с ним. Высадку опять отложили.

На следующий день, в четверг, 8 апреля, была седьмая годовщина его назначения премьер-министром. Ассириец устроил в его честь званый обед в Шелковом шатре. Присутствовала половина кабинета министров, Марго, Вайолет, Реймонд, Бонги, но Венеция, к большому разочарованию премьер-министра, не пришла. После десерта он произнес импровизированную речь, вспомнив тот день, когда в 1908 году поцеловал руку короля[45]. Король Эдуард отдыхал в то время в Биаррице, спасаясь от английского климата, и отказался возвращаться в Лондон ради церемонии назначения, так что премьер-министру пришлось отправиться к нему в одиночестве сначала на поезде с вокзала Чаринг-Кросс, а затем на пароме, в плотном пальто и надвинутой на глаза дорожной шляпе, словно секретный агент мистера Конрада, переночевать в Париже в отеле «Риц» и ехать дальше на юг.

– Я отыскал старого короля в «Отель-дю-Пале», самом роскошном заведении belle epoque[46], и он соизволил встретиться со мной после завтрака. Прием пищи, как вы должны помнить, всегда был священным ритуалом для его покойного величества. – (Смех.) – И через полчаса, после освежающего бокала шампанского, я уже направлялся на поезде обратно в Париж, покончив с делами и с не малым сожалением оставив позади сверкающее на солнце море. Я… Я… – Премьер-министр со смущением понял, что голос его дрожит, горло сдавило, а глаза наполнились слезами, и смог продолжить лишь спустя несколько мгновений. – Если оглянуться назад, это был исчезнувший золотой мир. Дорогие мои друзья и коллеги, надеюсь, за эти семь лет я не обманул ваших надежд. Я старался изо всех сил. Уверен в одном: ни у какого другого лидера не было таких хороших и преданных помощников. Нам предстоят трудные, опасные времена, но я не сомневаюсь, что вместе мы их переживем и придем к победе. – Это был подходящий момент, чтобы закончить речь, пока он совсем не расклеился; премьер-министр поднял бокал. – За победу!

Все подняли свои вслед за ним.

– За победу!

Овации были громкими и долгими, по столам стучали так, что звенели ножи и вилки.

– А Венеции не будет? – спросил он позже у Монтегю.

– Она не смогла освободиться.

– Спасибо, что организовали все это, – сказал премьер-министр и внезапно добавил: – Приезжайте на уик-энд в Уолмер. Я наконец-то уговорил Венецию погостить у нас. Нет-нет, я настаиваю. Не вздумайте отказаться. Нам всем пойдет на пользу подышать морским воздухом.

На следующий день после обеда премьер-министр забрал Венецию с Мэнсфилд-стрит. Как только она устроилась на заднем сиденье «нейпира», он произнес с упреком:

– Я надеялся увидеть тебя вчера вечером у Ассирийца.

– Прости, но я не смогла. Все прошло хорошо?

– Да, довольно неплохо. Он вообще очень радушный хозяин. Но твое присутствие было бы для меня гораздо важнее. Я пригласил его к нам на уик-энд. – Он заметил, как ее глаза чуть округлились. – Это плохая идея? Я думал, ты обрадуешься.

– Я в любом случае не возражаю, – сказала она таким тоном, будто на самом деле возражала. – И я узнала от матроны, что ты собираешься посетить больницу на следующей неделе. – И снова ее голос прозвучал резковато.

– Надеюсь, мы посетим ее вместе. Я очень хочу увидеть место, где ты пряталась все это время. Думаю, тебя это уже не будет так сильно смущать, поскольку ты там больше не работаешь.

– Просто жаль, что ты меня не предупредил.

– Я хотел сделать сюрприз.

Они еще не переехали Вестминстерский мост, а он уже почувствовал, что над его идеальным уик-эндом сгущаются тучи. Сталкиваясь с возможными грядущими неприятностями, личными или политическими, он всегда старался не обращать на них внимания, надеясь, что они исчезнут сами собой, и чаще всего так и случалось. Похоже, и сегодня вышло так же, потому что они вскоре выбрались из бесконечных предместий Южного Лондона на простор, и его настроение сразу улучшилось. Они поговорили об общих друзьях. Он сообщил ей новости о Дарданеллах. Показал последние телеграммы из посольства в Риме насчет вступления Италии в войну, а потом опустил окно, чтобы выбросить их, но Венеция остановила его:

– Не надо. Тебе ни к чему новое полицейское расследование.

– Да, в самом деле. Что бы я без тебя делал?

Премьер-министр положил телеграммы обратно в футляр для дипломатической почты. Он хотел было опустить жалюзи и обнять Венецию, но побоялся испортить ее переменчивое настроение.

Около шести они свернули с Дуврской дороги на узкий проселок. Был идиллический весенний вечер, по обеим сторонам дороги поднимались живые изгороди, словно зеленые волны, покрытые пенной шапкой белых цветов, бескрайнее небо Кента оживляло пение