Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

Чеглаков вернулся с ключами, и без лишних разговоров все вместе вышли из дома. Погрузились во внедорожник космонавта и поехали к центральной площади.

Катю Чеглаков посадил рядом с собой, впереди. Парни устроились сзади.

У кампуса Катя вышла, поблагодарила. Внедорожник мигнул фарами и вот уже свернул на улицу-аллею по направлению к набережной. Катя помнила, что там паб.

Она стояла на пороге кампуса. Ее душили слезы досады. Но сердце разрывалось от ярости.

Как только внедорожник совсем скрылся из виду, Катя развернулась и помчалась в противоположную сторону.

Она была бы даже рада, если бы в эту ночь… а было уже довольно поздно, монстр ЭРЕБа снова вышел на охоту. Она сама бы напала на него! Бешенство и досада придали ей сил.

Глава 25

Муха, червяк и видеоролик

– Почему вы мне не сказали?!

– Потому что я не обязана все вам докладывать. Да вы и так сами узнали.

Катя, еле переводя дух (она бежала всю дорогу), стояла в прихожей – в том самом длинном коридоре, приспособленном для хранения вещей жильцами коттеджей, о котором говорила Мухина.

Да, к дому Аллы Мухиной в этот поздний час ее погнали злость и обида. Она долго трезвонила в парадное, она была готова поднять начальницу ОВД с постели. Но Алла Мухина не спала, встретила ее одетой – или только что вернулась из отдела, или собиралась куда-то на ночь глядя. Кажется, появлению Кати она даже не удивилась.

– Почему вы не сказали мне сразу, что Нина Кацо – сестра второй жертвы Евгении Бахрушиной?!

– Не орите, всю улицу перебудите, – Алла Мухина устало вздохнула. – Как ошпаренная прибежали выяснять со мной отношения? Новость сорока на хвосте принесла? Кто проболтался?

– Да это весь город знает! Все в курсе, кроме меня.

– И все же – кто?

Катя без сил прислонилась к дверному косяку. Начала рассказывать о том, как пришла к космонавту Чеглакову, а там…

– Они оба, и Димка, и Иван, знают Чеглакова с детства, – сказала Мухина. – Ну как же, такой герой. И он работал на базе под руководством академика Ларионовой – это правда. Чего вас к нему понесло?

– Как чего? К Чеглакову в дом влезли. Он с Ниной Кацо общался, она к нему перед самой кражей заходила. Ее убили, сумку всю обшарили и… Разве это не повод допросить космонавта?

– Из-за того, что они оба потерпевшие? Но ему больше повезло, потому что его дома не оказалось, когда вор полез к нему? – спросила Мухина. – Слушайте, на вас лица нет, солнце мое. Этак вы кусаться начнете от злости. Есть хотите?

– Нину Кацо убили, а она – сестра второй жертвы! Разве это не… Только я не понимаю – у них фамилии разные, отчества тоже, жили они по разным адресам. И сестры? Двоюродные?

– Проходите на кухню, я вам омлет сделаю. – Мухина повела Катю в квартиру.

Ее квартира кардинально отличалась от просторного дома космонавта, купленного им у потомков академика. И на тесное жилище Нины Кацо в старом коттедже походила мало. Кухня и две небольшие комнаты внизу, одна наверху. В одной комнате – раскладной диван, кресла и телевизор. В другой – детская. Кроватки нет, ее, видно, забрали с собой, но в пластиковых коробках полно игрушек. И у стены еще сохранен пеленальный столик.

– Дочка звонит каждый день, домой хочет. Надоело ей у тетки в приживалках. Сестра моя – святой человек. Вошла в наше положение, приютила их. Но и у святых терпение лопается, – пояснила Мухина, поймав взгляд Кати на пеленальный столик. – А забрать их домой я пока не могу. Боюсь.

На кухне она начала делать омлет, хозяйничала ловко и умело.

– Они единоутробные сестры, Катя. По матери. Отец Нины работал в охране базы, развелся, мать вторично вышла замуж и родила Евгению. Поэтому у них разные отчества и фамилии. Когда Евгению Бахрушину убили, мы плотно их семьей занимались, как и другими семьями потерпевших. Мать их давно умерла. Они сначала жили вместе и не особенно ладили – это в молодые годы. Но потом все изменилось. У обеих не сложилась личная жизнь, обе одиночки. Отец Нины на старости лет вспомнил о ней. Он завещал ей свой дом, тот самый, где вы ее нашли. Она преданно за ним ухаживала много лет. После его смерти переехала туда, а квартиру матери оставила Евгении. И, наверное, это и одиночество их общее сыграло роль в том, что они как бы снова подружились, очень крепко.

Она сняла румяный омлет со сковороды, поставила тарелку перед Катей, сидящей за кухонным столом. Подвинула хлебницу и налила ей чаю.

У Кати кусок в горло не лез, и одновременно она ощущала дикий голод – с утра ведь ничего, кроме завтрака.

– Ешьте, не церемоньтесь, – сказала Мухина. – Силы надо копить, питаться. Они вам еще потребуются.

– Алла Викторовна, но почему вы не сказали мне?

Мухина села за стол напротив. Налила чаю и себе. Пошарила где-то в кармане брюк и извлекла пачку сигарет, закурила.

– Катя, иногда полезнее для дела, чтобы вы не знали некоторые факты. Вы способны, как я убедилась, сами раскапывать информацию. И делаете это так, что я через вас получаю дополнительные сведения. И это ценно, это помогает, хотя мы и блуждаем в потемках. Если для кого-то в этом городе я назойливая надоедливая муха, то вы, Катя… вы только не обижайтесь… вы этакий наглый настырный червячок, что точит, точит ходы в зрелом, уже почти сгнившем яблоке. С этой стороны куснул, проточил ход, потом с другой стороны. Я все жду, когда вы проточите самый главный ход до самой серединки нашего гнилого яблока. Я подбираю за вами те крохи, которые что-то проясняют в текущих событиях лично для меня.

– И что для вас прояснил мой поход к космонавту?

Катя давилась омлетом. Червячок… надо же… кушайте на здоровье! Вы начальницу полиции ЭРЕБа этакой эринией из мифа себе рисуете, без пощады гоняющей преступников, да и себя тоже…

А вас – щелк по любопытному носу. Червячок-с!

Долбаные эринии!

– Из них ведь двое общались с Ниной перед убийством – Чеглаков и Дмитрий Ларионов. Оба по музейным вопросам. Но в музей вор не сунулся, ключи не тронул, – продолжала Мухина. – У космонавта перевернули весь дом сверху донизу. Но украли какую-то муть – фоторамку и кофеварку.

– Картины