Танец Лакшми - Виктория Платова

В назначенное время Лара с Максимом были в зале. Здесь уженаходились племянницы Стептоуна, сэр Ральф и Бриген, Бартенсон и Резерфорд,который был необыкновенно бледным. Хмурый Крон кивнул им издали. Дверьоткрылась, и появился Стептоун. Был он в черном костюме и выглядел неожиданно ирезко постаревшим. Сразу за ним появился Дональд и незаметно проскользнулвнутрь.

— Я недаром просил вас собраться, — началСтептоун, — дело в том, что произошло ужасное несчастье. Мой внук Виталий,который жил в России, приехал навестить меня. Я собирался представить его вам,но смерть Виталия неожиданно разрушила мои планы. Я распорядился, чтобы подготовилифамильный склеп. Мой внук будет похоронен там.

— А почему мы ничего не знали о твоем внуке? —спросил сэр Ральф, который с утра был лишь слегка пьян.

— Я не хотел говорить о нем до поры до времени, —ответил Стептоун. — Просил молчать и друзей моего внука. Но теперьскрывать что-то бессмысленно. Похороны состоятся сегодня в полдень, а вечером япросил бы всех прийти на ужин. Хочу сделать заявление. Я понял, что уже стар и,наверное, тоже скоро сойду в могилу. Мне необходимо кое-что сказать вам о своемзавещании.

С этими словами Стептоун повернулся и вышел. Присутствующиестали переговариваться.

— Интересно, — послышался голос Бригена, — аможет, у сэра Уильяма есть еще один внук, и он собрался ему завещать своеимущество? Зная дядю, я бы, например, не удивился.

— Помолчи, Бриген, — остановила его Флора.

— А чего мне молчать, — задирался молодойчеловек, — старик совсем из ума выжил, придумал себе какого-то внука изРоссии, теперь пугает нас завещанием. Не стоит, закон есть закон. Да явись хотьдесять внуков, и не только из России, но и с Луны, закон будет на нашейстороне.

— Вот именно, — резко оборвал егоБартенсон, — закон всегда будет на стороне наследника, а этообговаривается в завещании. Если ваш дядя оставит дом со всем имуществомкакому-нибудь бродяге, то бродяга и будет жить в нем, а если вам он оставитдырявый горшок, то придется довольствоваться дырявым горшком, и ни один суд,даже если ваша тяжба будет тянуться сто лет, не вынесет приговор в вашу пользу.

— Вы, конечно, опытный адвокат, Бартенсон, — сказалБриген, — но я тоже кое-что понимаю в законах. Любое завещание может бытьоспорено, если старик не в своем уме. А как можно его считать нормальным послезаявления о внуке из России?

— Остановитесь, — вмешался Крон, — а еслибудет доказано, что внук в России у мистера Стептоуна действительно был?

— Так был же, — Бриген махнул рукой, — новедь он умер. Не говорите только, что у него внуков пол-России.

— Я и не говорю, — не отступал Крон, — воттолько я не спешил бы обвинять мистера Стептоуна в сумасшествии. Вы же еще незнаете, что он собирается вам сообщить?

— Думаю, что ничего хорошего он не скажет, —проворчал Бриген.

— Ничего хорошего для тебя, но не значит, что ничегохорошего для себя, — сказал вдруг Дональд.

— Опять ты лезешь, братец, — поморщился Бриген, —и как всегда городишь всякую чушь. Может, ты пойдешь, поговоришь с дядей? Выдруг друга поймете.

— Что дядя хотел, он уже сказал, — заметилДональд, — и незачем его сейчас тревожить. Подожди немного.

— Дядя ведь не поступит с нами жестоко? — спросилаДебора высоким голосом. — Он ведь так не сделает?

— Вот еще одна плакальщица по наследству, —фыркнул Бриген. — Хотя я вообще не понимаю, зачем такое наследствоникчемным людям? Разве вы сможете распорядиться деньгами, имуществом,коллекцией?

— Не думай, что это доступно только тебе, —оборвала его Флора, — всех вокруг себя ты считаешь никчемными, а сам готовперегрызть глотку любому, кто встанет на твоем пути. Ты готов взбираться наверхпо трупам.

— По крайней мере, не сижу сложа руки, как этот дурачокДональд, и хватит меня попрекать! — рявкнул Бриген. — Предупреждаювсех, что от своей доли наследства я не отступлюсь.

— А никакой твоей доли и нет, — лениво проговорилДональд, — что завещает дядя, перейдет сначала к нашему отцу. А там… тамвидно будет.

— Замолчи, идиот! — Бриген не мог большесдерживаться и выскочил из зала.

Крон хмыкнул, сделал знак Ларе и Максиму и тоже вышел.Никому больше не хотелось препираться, все быстро последовали его примеру.Остался лишь бледный Резерфорд, который сжимал виски руками и все повторял:«Боже мой».