Пропасть - Роберт Харрис

Утром Венеция отправилась вместе с Эдвином, одетым в кепку и твидовый костюм и повесившим на шею бинокль, изучать жизнь птиц. Она считала, что это хобби не подходит для такого закоренелого горожанина, но он уверенно вел ее по лесу вокруг озера, указывал на дроздов, пеночек, корольков раньше, чем Венеция успевала их заметить, протягивал ей бинокль, непринужденно стоял рядом и даже касался ее руки, помогая настроить окуляры. Ее растрогало то, каким счастливым он выглядел. «Может быть, я и в самом деле люблю его, – подумала она. – Или смогу в конце концов полюбить».

В воскресенье они снова пошли на прогулку вдвоем, целый час бродили по лесу и встретили совершенно очаровательную птичку, которую Эдвин назвал черной синицей. Он занес это наблюдение в свой блокнот, а по дороге домой спросил:

– Ты слышала что-нибудь новенькое от премьер-министра?

– Да, конечно… постоянно.

– Есть что-то интересное? Если не хочешь, не рассказывай.

– Его письма всегда интересны. В четверг он прислал мне докладную записку от Китченера насчет кризиса с боеприпасами.

– Саму записку? – удивился Эдвин.

– Да. Хочешь посмотреть?

– Не хочу поставить тебя в неудобное положение.

– Нет, я уверена, что могу показать ее тебе, пока ты будешь держать это при себе. – Она отвела его в гостиную, опустилась на ковер и открыла свою раскрашенную шкатулку, теперь уже почти до краев заполненную письмами. – Вуаля!

– Все эти письма от него?

– Все. Думаю, их здесь должно быть около пятисот, если не больше.

– Я даже не представлял, что их может быть столько, – с озабоченным видом сказал он. – Понимаешь, это просто безумие.

– Понимаю. Вот оно, письмо от Китченера. – Она передала ему письмо.

Монтегю прочитал, стоя над ней, и медленно покачал головой:

– Это закрытые сведения. Письмо должно лежать в папке в доме десять. Он часто присылал тебе такие вещи?

– Все время. Некоторые были помечены как секретные. Я очень беспокоюсь из-за того, что просто храню их дома. А еще он часто показывал мне телеграммы, когда мы выезжали на прогулку.

– Что за телеграммы?

– Расшифрованные телеграммы из Военного министерства, от послов. Этим летом у него появилась глупая привычка комкать их и выбрасывать в окно, после того как я прочитаю. А потом обычные люди находили их повсюду и приносили в местные полицейские участки.

– Полиция была в курсе? – Эдвин сел на диван. – И чем все кончилось в полиции?

– Они передали обрывки в Министерство иностранных дел. Оказалось, что такие телеграммы получали только пять человек: Грей, Премьер, Уинстон, Китченер и Харкорт. Грей разослал остальным фрагменты в специальных футлярах и потребовал ответа, кто из них выбрасывал мусор где попало.

– И Премьер взял вину на себя?

– Нет, он все отрицал.

– И что было дальше?

– Насколько мне известно, ничего. Думаю, на этом все кончилось. Что такое? Ты считаешь, что нет?

– Понятия не имею. Но вероятно, в министерство их передал Скотленд-Ярд, а это может означать, что служба безопасности тоже в курсе дела, – рассуждал он вслух, покусывая губу. – Могли ли они просто бросить это? Пожалуй, могли, учитывая то, кем были подозреваемые. Ты, случайно, не замечала потом ничего странного?

– Например?

– Не знаю, – нервно рассмеялся он. – Человек в темном пальто, околачивающийся у ворот. Пропавшие вещи. Конверты, которые словно бы кто-то вскрыл.

– В последнее время почта доходит медленнее, чем раньше, с запозданием на полдня, иногда на целый день. Я списывала это на войну. А однажды я на неделю уехала из Пенроса в Лондон, потом вернулась и нашла шкатулку открытой, хотя уверена, что запирала ее на ключ перед отъездом. – Венеция совсем забыла об этом, а теперь ощутила приступ тревоги. – Ты полагаешь, за мной установили наблюдение?

– Нет, я так не считаю, но, с другой стороны, они там все помешаны на поиске германских шпионов. – Он отдал ей сообщение от Китченера. – Возможно, тебе стоит подумать о том, как вернуть все это ему или положить в банковское хранилище – что-то более надежное, чем шкатулка для безделушек.

Венеция положила записку в шкатулку и закрыла на ключ, стоя спиной к нему.

– Все вышло так бестолково, да?

– Точно.

Наступил момент, которого она так ждала и в то же время боялась. Но это нужно было сделать.

Венеция повернулась лицом к нему:

– Эдвин, дорогой, ты все еще хочешь на мне жениться?

– Ты же знаешь, что да.

– Давай поговорим об этом?

– Да, пожалуйста! Я весь уик-энд ждал возможности все обсудить серьезно.

– И я могу говорить честно?

– Всегда.

Она села рядом с ним на диван:

– Помнишь, как ты в первый раз сделал мне предложение, еще в Пенросе?

– Конечно.

– А помнишь, когда я спросила тебя, за что ты меня любишь, и ты ответил, что у меня мужской ум в женском теле?

– Я и в самом деле так сказал? Прости, глупо получилось.

– Не извиняйся, я совсем не обиделась. Думаю, это было довольно прозорливо. А помнишь, как я отплатила тебе, сказав, что у тебя, возможно, наоборот, женский ум в мужском теле?

– Да, помню. И тоже прозорливо.

– Раз так… ты не думаешь, что это может стать хорошей основой для прочного союза?

Он склонил голову набок и прищурился:

– Не уверен, что уловил суть.

– Я не слишком женственна… и никогда не была, ни умственно, ни физически.

– Неправда! Ты прекрасна. Я…

– Нет, послушай меня, – похлопала она его по колену, призывая помолчать. – Я не напрашиваюсь на комплименты. Меня вполне устраивает моя внешность. Просто я из тех женщин, которых называют скорее симпатичными, чем хорошенькими, и подозреваю, что именно это тебя во мне и привлекает.

– К чему ты клонишь? – Он явно почувствовал себя неуютно.

– Ох, ради всего святого, неужели обязательно произносить это вслух! Тебя привлекает во мне то, что я… в чем-то похожа на мужчину?

– Боже милостивый! – пробормотал он после короткого молчания.

– Прошу тебя, Эдвин, не обижайся. В сущности, мне нет дела до того, куда могли завести тебя твои желания в прошлом или куда могут в будущем. Откровенно говоря, мне от этого только легче, потому что теперь понятно, чем наш брак будет полезен для нас обоих. Ты избавил меня от ужасного положения и предложил мне смысл жизни. В ответ я с радостью отдам тебе все, что у меня есть: верность, дружбу и, насколько это будет в моих силах, любовь.

– А что ты мне не отдашь?

– Мою свободу. И я не жду, что ты отдашь мне свою.

Он замолчал почти на целую минуту.

– Я надеялся немного на другое.

– Понимаю, но это все, что я могу