Хищный зверь - Вито Франкини

морду на кольцевой дороге и расквасил ему нос, угрожая всеми смертями и пытками. Ты совершенно сознательно добивался, чтобы я тоже испачкала руки, как ты, и увязла до той черты, откуда поворот назад уже невозможен без того, чтобы не разрушить свою карьеру…

Нардо сидел неподвижно, слушал внимательно и не возражал. Сабина поняла, что она на правильном пути.

— А потом что-то изменилось, я в этом уверена. Возросло наше единение, гармония, мы действительно начали проникать друг в друга, и не только в смысле физическом. Ты продолжал привлекать меня к своим делам, но всегда преследовал некую побочную цель, которую я поняла только по прошествии нескольких дней: дать мне все понять. Тебе хотелось, чтобы я осмыслила и установила порядок вещей, их справедливость.

С этого момента Сабина уже не могла говорить без улыбки.

— Сначала я немного пугалась, но потом ведь все-таки согласилась, видишь? И то, что ты сказал по поводу Пиноккио в сгоревшей машине, вовсе не было необдуманной шуткой, ты сказал это намеренно. А я, напуганная и очарованная тобой дура, ничего не заметила. Ты много раз отправлял меня в архив, где меня ждали неожиданные открытия, среди которых — твоя одержимость подсчетами всего, чем ты занимался с женщинами, и главным образом в досье Гайи. Ты сказал мне, что был с ней как раз в тот день, когда я вышла на новую работу, но значка в ее досье не появилось; значит, ты заменил досье, чтобы уничтожить все улики. А я-то, идиотка, заметила эту карточку совсем недавно, случайно бросив на нее взгляд, и тот факт, что это была единственная из сотни карточек, где женщина была записана под фамилией мужа, ничего мне не сказал. А ведь это было твое последнее послание, которое я не распознала.

А когда занимался делом Мусти и Катерины, ты снова специально отправил меня в архив в надежде, что я наконец очнусь, потому что ты, педант этакий, должен был знать, где же все-таки магрибец отбывал домашний арест. О Кире и Джордано ты знал каждую подробность, даже самую незначительную, и благодаря этой твоей мании Кира до сих пор жива и здорова, а не лежит в земле куском обгоревшей плоти. Почему ты выбрал именно Катерину и Мусти? Да очень просто: карточка Катерины стояла рядом с карточкой адвокатессы, и таким образом ты возбудил мое любопытство, позволив открыть твой физический недостаток, настолько важный в этой истории. Таким образом, ты давал мне знать, почему отдалился от меня: ты не хотел, чтобы я запуталась в отношениях с «дефектным» мужчиной, неспособным осчастливить мое чрево. Ты не хотел отпустить вожжи и совершить ту же ошибку, что и с Гайей.

Нардо рассмеялся. Это нельзя было расценить как признание, но Сабину это вдохновило. На несколько секунд оба замолчали, отчасти смутившись. От волнения она заполнила эту пустоту первой бессмысленной фразой, что пришла в голову:

— Ну и вот, мы с тобой здесь.

— Так что, я вызываю своего адвоката? — с улыбкой спросил Нардо.

Сабина не смогла определить по тону, шутил он или нет. Нардо находился как бы по ту сторону всего, что происходило, и не подтвердил ни одной ее гипотезы, даже косвенно. Наверное, он был убежден, что она сконструировала всю эту постановку, чтобы выудить у него признание и записать его на спрятанные повсюду микрофоны. И Сабина решила направить разговор в заранее запланированное русло.

— Нет, Нардо, никаких адвокатов с двойной фамилией, потому что ты и сам догадался, что я не собираюсь тебя арестовывать.

— Но почему?

— Потому что у меня есть к тебе предложение, мой морячок.

— Ах, вот оно что… Я весь внимание, моя дама.

— Я хочу, чтобы ты и дальше занимался тем, чем занимаешься, это слишком ценно. И хочу помогать тебе, постоянно и конкретно.

Нардо вытаращил глаза, что случалось с ним крайне редко. Наконец-то он окончательно растерялся.

— Именно так. После всего, что я увидела в том море, куда ты взял меня с собой в плавание, мой капитан, я считаю, что это будет самое справедливое решение.

— Я не могу тебе этого позволить. Ты слишком себя скомпрометируешь.

— Нет, Нардо, на этот раз ты меня не понял. Попробуй меня внимательно выслушать и понять. После совершения преступления ты видел во мне врага номер один, и так оно и было, поэтому ты выдумал историю с преследованиями Роберто и его тоже убрал с дороги. А потом все изменилось, я уже говорила. Я стала твоей сообщницей, по своей воле, сначала не понимая почему. Ты подталкивал меня к своей виновности, может, отчасти бессознательно, потому что считал справедливым понести наказание за то, что совершил, при условии, что кто-то окажется способен тебя разоблачить. Таково тончайшее свойство твоей психики, которое долго от меня ускользало. Ты соединился с противником, изучил его, как только ты один умеешь, а потом снабдил его всем необходимым, чтобы тебя разоблачить. Ты раскрыл свой мир, полностью, без всяких фильтров, чтобы противник в процессе постижения смог оценить все, до самого дна. Смог понять, кто ты, что ты делаешь, как ты это делаешь и зачем. Смог бы оценить твою мужскую сущность, неустойчивую и шаткую, способную совершать ошибки, жертву зеленого поля, как и все голые обезьяны. Все это в зале суда не будет иметь никакого смысла, никакого веса. И ты никогда не стал бы доверять общественным институтам, потому что знаешь всю систему до самого дна, со всеми ее сбоями и абсурдностью. Тогда ты доверился мне, женщине из этой системы, но прежде всего — женщине, и баста. Ты доверил мне суд над тем, что совершил. Мне было очень трудно, но я, долго и тщательно все обдумывая, хотя и не могу отпустить тебе этот грех, но объявляю судебное помилование. Я полагаю превалирующим то дело, что ты делаешь, жизни, которые ты спас или избавил от тягот, часто без всякой награды, получая ранения и рискуя своей жизнью. Ты занимаешься этим в одиночку, каждый благословенный день твоей жизни, без отдыха, без остановки, не щадя себя. И занимаешься уже много лет, на высочайшем уровне, и кто знает, сколько жизней ты еще спасешь… Я не могу остановить это, не имею права.

Нардо затаил дыхание. Для такого, как он, настолько внимательного к динамике тела, со всех точек зрения, речь шла об условии почти неповторимом. Поэтому Сабина выложила свой козырь:

— Однако я все-таки должна тебя арестовать, и прямо сейчас, ты это прекрасно понимаешь. Если ты решишь, что делать этого не надо,