Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

Жеволуб отлепился от подоконника и тоненьким голосом попросил:

— Шеф! Ну разреши! Ну разочек! Мы рискуем, Витьку и Лешку убили, а эта ученая крыса…

— Заткнись и жди за дверью. — Валентино слез со стола, поставил ногу на радиатор батареи, протер и без того сверкающие ботинки.

— Убили… Точно? Гуров не захватил парней? — быстро спросил Еланчук.

— Я позвонил кое-кому. Парни только ранены, взяты с оружием в руках. Завтра с ними встретится следователь прокуратуры.

Еланчук хотел этого красивого самодовольного кретина поздравить, понял, что может выпасть двадцать два, и лишь кивнул.

— Они ничего не знают! Ни-че-го! — шептал Валентино. — Парни пасли тебя, я велел — боялся за тебя. Потом они увидели Гурова, узнали по фото, один знал в личность. Вызвали две машины боевиков. На Тверской он их засек, начал уходить…

— Можешь не продолжать, — перебил Еланчук. — Дальнейшие события предсказуемы, о них предупреждают на первом курсе специального обучения. Я не могу прочитать твоим парням лекцию: не хочу, чтобы потенциальные покойники и предатели знали меня в лицо. Скажу лишь тебе из личной симпатии и ради сохранения собственного здоровья.

— Последнее вдохновляет — похоже на правду, — Валентино заставил себя улыбнуться, обнажив превосходные зубы.

— Ты не любишь Гурова, ты мужик горячий, можешь сорваться. Запомни — никогда не преследуй опытного оперативника. Представится возможность выстрелить и терпежу нет — стреляй. Но никогда не преследуй. У человека не менее десятка заготовленных уходов. Хочешь, слушай, хочешь, нет — дело твое, я предупредил. Теперь о раненых, которых Гуров захватил. Запомни — только Господь знает человека. Твои слова о захваченных — только слова, твое личное мнение и не более того.

— Так что будем делать? — спросил Валентино.

— Думать. Дай мне два дня спокойно посидеть за столом, только спокойно.

— Хорошо. — Валентино взглянул на часы. — Сорок восемь часов тебя никто не побеспокоит, гарантирую.

За дверью раздался шум, звук удара и стон. Дверь распахнулась, и в кабинет влетел Жеволуб, следом, с пистолетом в руке, вошел Гуров, только пистолет сыщик держал не за рукоятку, как положено, а за ствол.

— Здравствуйте и извините за шум. — Гуров положил пистолет на стол Еланчука. — Я заглянул к вам, Юрий Петрович, меня не пускают и, извините, в морду тычут. Я объясняю, интеллигентно предъявляю удостоверение Министерства внутренних дел, — говорил Гуров, не сводя взгляда с Валентино.

— Извините, дела, — Валентино направился к двери, но стоявший на его пути Гуров не тронулся с места.

— Извините! Иван Прокофьевич Жмых, если не ошибаюсь? Хозяин данной фирмы и окрестностей?

— Ну? — Валентино был вынужден остановиться. — У нас охрана, как везде. Данный человек имеет официальное разрешение на ношение оружия.

— Боже мой! — Гуров неожиданно взял руку Валентино, взглянул на его кисть с удивлением. — Как же вы позволили, Иван Прокофьевич, портить такую великолепную кожу? Обратились бы ко мне, я бы рекомендовал настоящего мастера. Пардон, забыл представиться, извините, нервы. Третий десяток лет не могу привыкнуть к виду оружия. Гуров Лев Иванович, в прошлом известный мент, а сейчас так — работаю за деньги.

— Лев Иванович, кончай. Иван Прокофьевич — начальник. Ты ставишь меня в дурацкое положение, — вмешался Еланчук. — Шеф, как только выпровожу наглеца, тут же зайду.

Гуров решил выжать максимум из создавшейся ситуации. Опытный сыщик прекрасно знал, что в момент наибольшего нервного напряжения человека быстрее всего выводят из себя разговоры сторонние, поэтому он наивно взглянул на Валентино и спросил:

— Как же получилось, интеллигентный человек, а разрешили какому-то уголовнику-портачу такую красивую кожу испортить? И выкололи букву «В» и змейку. «В» — так, наверное, девчонку в юности звали? Хотя наколочка не так уж и стара…

— Я в цирке давно не был, отвык! — Валентино вышел и хлопнул дверью.

— Плохие нервы себе сегодня может позволить… ну очень богатый человек. — Гуров взглянул на охранника, на его пистолет. Лицо сыщика потеряло насмешливо-дурацкое выражение, взгляд стал цепким, недобрым.

— Однажды ты стрелял мне в затылок, вчера в темноте не разглядел, — сказал Гуров. — Сейчас хорошо видишь?

— Кто стрелял? Чего вчера? — Жеволуб переминался с ноги на ногу. — Ничего не знаю.

Еланчук хотел вмешаться, но Гуров движением руки его остановил, сказал:

— Извини, Виктор, это все, чему ты в милиции обучился? Пять лет опером отбегал, мог бы умнее стать. Предупреждаю, третий раз попадешься — убью. — В голосе Гурова не звучало угрозы, лишь сухая констатация факта, отчего слово «убью» словно материализовалось. — Бери свой пугач и уходи.

Когда Жеволуб ушел, Гуров взглянул на Еланчука с искренним сожалением, вздохнул:

— И с такими людьми вам приходится работать… Кошмар!

— Я не понимаю, зачем вы пришли и чего добиваетесь? — сказал Еланчук.

— Все вы понимаете, Юрий Петрович, абсолютно… — Гуров прошелся по кабинету, словно был не в гостях, а у себя дома. — Меня по вчерашнему инциденту хотят пригласить в прокуратуру. Я дома не ночевал, на службу не явился, ранним утром в санчасть, где содержатся мои крестники. Они везунки, кости у обоих целы, так что их быстренько поднимут и переведут в общий режим. Я изначально был убежден, что бандиада организована не вами — уж шибко бездарно. Сегодня с ребятами потолковали, убедился: точно, не ваша работа.

— Благодарю. — Еланчук чуть привстал и поклонился. — Мне полагается выражать недоумение. Но я ваш характер понял — вы от своего не отступитесь, поэтому не стану терять время. Да, я все знаю, отношения не имею. Зачем вы явились?

— Как это? — Гуров развел руками. — Неужто не ясно сказано? — Он искренне удивился. — Я не пошел в прокуратуру, решил поболтать с подраненными ребятами: у них, родимых, даже единой сказки не придумано. Куда, зачем с автоматами кинулись? Один в лес, другой по дрова — детский сад, да и только. О наркотиках они не проболтаются, не знают и не ведают об этом деле. Но в головах у них довольно интересная информация имеется. Сами, как профессионал, знаете — совсем пустых голов не бывает.

Еланчук согласно кивнул. Недавно он то же самое втолковывал своему шефу.

— Ну, серьезно я шпаной не занимался: они кровь пролили! — с пафосом произнес Гуров.

— Вам бы в кино сниматься, — не выдержал Еланчук, — и внешность подходящая, и талант недюжинный.

— Что вы! — Гуров махнул рукой. — Я камеры боюсь, как наставят — каменею, сущий памятник, — серьезно ответил Гуров. — Так о чем это я? Да, о головах и информации. Один из раненых сболтнул, что шефа вашего зовут на иностранный манер — Валентино.

Еланчук не дрогнул, бровью не повел, но почувствовал, что у него зябнут ноги. Гуров не