Пятый угол - Йоханнес Марио Зиммель

Вилла на авеню Малакофф оказалась на редкость ухоженным, чтобы не сказать — холеным домом, напичканным европейскими и французскими ценностями. Судя по всему, Ферру был миллионер!

Маленький китайский слуга хотя и встретил посетителя с извечной улыбкой, свойственной этой расе, но от манеры держаться и голоса веяло высокомерием и холодом. Холодной и высокомерной оказалась и служанка, которой Томас передал для хозяйки дома три розовые орхидеи в целлофановой упаковке.

И высокомерно-холодным был и сам хозяин дома. Продержав Томаса в гостиной целых семь минут, что тот, хмурясь, засек по своим любимым золотым часам, он появился, как всегда, элегантный, протянул Томасу руку и начал смешивать мартини.

— Жена сейчас появится.

«Странно, — думал Томас, — странно». Он осмотрел будду, шкафчики с инкрустацией, тяжелые многорожковые светильники, ковры. «Этот Жан-Поль Ферру человек независимый. Он может игнорировать меня. Но к чему тогда это приглашение, если он может меня не замечать? А если уж приглашает, почему тогда ведет себя так, словно старается взбесить?»

Внезапно седовласый банкир уронил два маленьких кубика льда. Он стоял у бара с фантастически расписанными зеркалами и наполнял серебряный шейкер. Он откашлялся и смущенно рассмеялся:

— Руки дрожат. Старею. Все пьянство.

Тут вдруг Томаса озарило: этот человек совсем не высокомерен, он нервничает, страшно нервничает! Так же, как и китаец, и служанка… Он всех их неверно понял. Они все напряженно ждали чего-то — только вот чего?

Появилась хозяйка дома. Мари-Луиза Ферру была высокой, стройной и безупречно красивой. Голубые глаза, длинные ресницы, красиво уложенные белокурые волосы. На ней было черное платье, открывающее плечи, а на руках и шее — превосходные украшения. «Добыча, которую мы взяли у ювелира Писсоладьера в Марселе, — непроизвольно подумал Томас — не идет ни в какое сравнение с ними. Ну и ну, как я опустился!»

— Мадам… — он глубоко склонился, поцеловал ей руку, ощутив дрожь этой грациозной, белой, тонко надушенной руки. Он выпрямился, посмотрел в ее холодные голубые глаза и увидел в них с трудом скрываемую панику. С чего бы это?

Мадам поблагодарила за орхидеи. Мадам рада познакомиться с Томасом. Мадам приняла бокал с мартини, который протянул ей супруг. Мадам неожиданно поставила бокал с мартини на шестиугольный бронзовый столик, прижала кулачок к губам и разрыдалась.

«Вот это да, — подумал Томас. — Что тут мой клуб! Если я переживу эту проклятую войну, то продам свои мемуары какому-нибудь издательству».

Он видел, как седовласый Ферру поспешил к своей супруге.

— Ради бога, Мари-Луиза, что с тобой… Ты должна взять себя в руки, что подумает господин Ливен?

— Ах, — всхлипывала мадам Ферру, — прости меня, Жан, прости…

— Это все нервы, дорогая…

— Нет, это не нервы… И это не из-за того… Случилось еще кое-что — кроме того!

Лицо Ферру стало жестким:

— Кроме того — что еще?

— Еда — испорчена еда! — всхлипывая, хозяйка схватила носовой платок, высморкалась в него и крикнула: — Тереза уронила судака!

Тут уж не выдержал банкир Ферру, серьезно подозреваемый германским абвером в том, что именно он является ключевой фигурой фантастического французского черного рынка.

— Мари-Луиза, я вынужден просить тебя! Ты знаешь, о чем пойдет речь сегодня вечером! Ты знаешь, что стоит на кону! А ты ревешь из-за какого-то паршивого судака? Ты ведешь себя, как…

— Мсье Ферру! — прервал его Томас мягко, но решительно.

— Что вам надо? То есть, извините, я слушаю.

— Позвольте мне задать мадам несколько вопросов.

— Я… гм… н-да… Ну ладно, конечно.

— Благодарю. Мадам, вы сказали, что Тереза уронила судака…

— Да. Она уже такая старая, так плохо видит. Он рухнул на плиту, когда она вынимала его из воды. Мне стало дурно: он развалился на мелкие кусочки!

— Мадам, есть только один грех в жизни: потеря мужества. Смелее; у вас же было достаточно куража, чтобы пригласить к столу немецкого агента. Неужели какой-то французский судак сможет вас сломить?

Тут вдруг седовласый Ферру схватился руками за голову, заявив:

— Ну, это уж слишком…

— Отчего же, — возразил Томас и обратился к хозяйке дома: — Извините за нескромный вопрос, какое блюдо должно было предшествовать судаку?

— Ветчина с соусом кимберлан.

— Гм… гм, — на его лице появилось выражение, как у великого хирурга Зауэрбруха на консилиуме. — А… гм… после него?

— Шоколадно-кофейный крем.

— Так, так, — сказал Томас, взяв маслину, — все великолепно.

— Что великолепно? — прошептала дама, охотно носившая на себе 70 карат. Томас отвесил поклон:

— Сдается мне, что вас терзают две заботы, мадам. Во всяком случае, от одной я могу вас легко избавить, если вы позволите мне пройти на вашу кухню.

— Вы… вы думаете, что можете еще что-то сделать с развалившимся судаком? — неземное восхищения появилось в глазах Мари-Луизы.

— Ну конечно же, мадам, — заверил наш друг. — Не взять ли нам с собой бокалы и шейкер? Легче готовить, пропуская по глоточку. Мартини поистине великолепен. Настоящий британский джин «Гордон». И где только, мсье Ферру, вы достаете его на четвертом году войны…