Этюд в багровых тонах. Приключения Шерлока Холмса - Артур Конан Дойль

«Ну что ж, тем лучше! Теперь вы узнаете все об этой машине».

Он отступил назад, захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Я кинулся к двери, стал дергать за ручку, но сколько ни бился, сколько ни толкал и ни пинал дверь, преграда была неодолимой.

«Эй, полковник! – завопил я. – Эй! Выпустите меня!»

И вдруг в тишине послышался звук, от которого сердце у меня ухнуло вниз. Это лязгнули рычаги управления и зашипела вода в цилиндре с протечкой. Полковник включил пресс. Лампа стояла на полу, где я ее оставил, и в этом тусклом свете я увидел, как черный потолок медленно, толчками начал опускаться на меня. Кому, как не мне, было знать, какая силища через минуту превратит меня в бесформенную лепешку? Я с воплем налег на дверь, царапая ногтями замочную скважину. Умолял полковника выпустить меня наружу, но крики заглушал безжалостный лязг рычагов. Потолок навис надо мной на расстоянии фута-двух: протянув руку, я мог нащупать его неровную поверхность. В голове у меня мелькнула мысль: насколько мучительна будет моя смерть, зависит от того, в каком положении я ее встречу. Если лечь на живот, пресс всей тяжестью обрушится на мой позвоночник, и я содрогнулся, вообразив его хруст. Лучше, наверное, лечь навзничь, но достанет ли мне мужества, не дрогнув, наблюдать, как приближается неумолимая черная тень? Выпрямиться во весь рост уже было нельзя, однако в этот момент взгляд мой уловил нечто такое, от чего в сердце вспыхнула надежда на спасение.

Как я уже упоминал, пол и потолок камеры были железными, а стены деревянными. В последнюю минуту, лихорадочно озираясь по сторонам, я вдруг заметил между двумя досками тонкую полоску желтого света, которая неуклонно расширялась по мере того, как узкая досточка отходила назад. Я не сразу поверил, что передо мной спасительный выход. Миг спустя я бросился в этот проем и, теряя сознание, рухнул по другую его сторону. Проем у меня за спиной вновь сомкнулся; хруст лампы и скрежет соприкоснувшихся металлических плит поведали, что я чудом избежал гибели.

Очнулся я от того, что кто-то неистово тянул меня за руку. Лежал я на каменном полу в тесном коридорчике, а надо мной склонялась женщина; держа в правой руке свечу, она тормошила меня левой. Я узнал ту самую доброжелательницу, предостережениями которой по глупости пренебрег.

«Идите! Идите! – задыхаясь, восклицала она. – Они вот-вот будут здесь. Увидят, что там, внутри, вас нет. Время терять нельзя, идите!»

На этот раз я подчинился беспрекословно. Шатаясь, поднялся на ноги и бегом устремился за ней по коридору, а потом вниз по винтовой лестнице. Лестница привела нас в другой, широкий коридор, и до нашего слуха сразу донеслись тяжелый топот и перекличка двух голосов: на том же этаже, что и мы, кто-то отвечал на окрики снизу. Моя провожатая замерла на месте и стала озираться вокруг в полной растерянности. Потом распахнула дверь в спальню, залитую ярким светом луны.

«Это один для вас шанс, – проговорила она. – Тут высоко, но, может, вы спрыгнете».

В дальнем конце коридора блеснул луч, озаривший костлявую фигуру полковника Лисандра Старка. Он мчался со всех ног, держа в одной руке фонарь, а в другой – что-то вроде мясницкого тесака. Я ринулся через комнату к окну, рывком его распахнул и выглянул наружу. Каким мирным и тихим казался сад, залитый лунным сиянием! До земли было не более тридцати футов. Я вскарабкался на подоконник, но с прыжком медлил, желая узнать, как обойдется негодяй с моей спасительницей. Если бы ей грозила опасность, я готов был любой ценой прийти ей на выручку. Не успел я об этом подумать, как полковник ворвался в спальню. Он оттолкнул женщину – она обхватила его руками, стараясь удержать.

«Фриц! Фриц! – кричала она по-английски. – Вспомни, что ты обещал после прошлого раза. Ты говорил, это не повторится. Он будет молчать! Поверь, он будет молчать!»

«Ты с ума сошла, Элиза! – ревел полковник, пытаясь высвободиться. – Ты нас погубишь. Он слишком многое увидел. Пусти меня, говорю тебе!»

Полковник отшвырнул женщину в сторону и, подскочив к окну, обрушил на меня свое тяжелое орудие. Я успел увернуться и повис, зацепившись руками за подоконник. Последовал страшный удар. Я ощутил тупую боль, пальцы мои разжались, и я полетел вниз, в сад.

Упал я удачно, не причинив себе вреда. Оглушенный, тотчас вскочил и понесся со всех ног сквозь кустарник, понимая, что опасности далеко не избежал. На бегу меня одолела невыносимая слабость, голова пошла кругом. Я взглянул на руку, которую пронизывала мучительная боль, и только тогда заметил, что большой палец отрублен, а из раны течет кровь. Я попытался было перевязать руку носовым платком, однако в ушах у меня зашумело, и я замертво свалился на землю под розовым кустом.

Долго ли я лежал без сознания, не знаю. Должно быть, долго: когда я пришел в чувство, луна зашла за горизонт, занималось ясное утро. Одежда от росы промокла до нитки, а рукав насквозь пропитался кровью из раны. Жгучая боль в руке мгновенно напомнила мне о ночных событиях, и я в страхе вскочил на ноги, понимая, что все еще могу стать жертвой. Но, к крайнему моему изумлению, не увидел ни дома, ни сада. Лежал я возле живой изгороди близ дороги, а чуть дальше виднелось длинное строение. Когда я к нему приблизился, оно оказалось той самой железнодорожной станцией, на которой я высадился накануне вечером. Не будь у меня на руке безобразной раны, все, что произошло в недавние часы, можно было бы счесть ночным кошмаром.

Вконец ошарашенный, я вошел в помещение и спросил, когда будет утренний поезд. Меньше чем через час отправлялся поезд на Рединг. Дежурил вчерашний носильщик, и я поинтересовался, знает ли он что-нибудь о полковнике Лисандре Старке. Это имя он слышал впервые. Заметил ли он вчера вечером экипаж, меня поджидавший? Нет, не заметил. Есть ли поблизости полицейский участок? Да, примерно в трех милях от станции.

Одолеть такое расстояние мне было не под силу: я чувствовал себя совершенно разбитым. Поэтому решил, прежде чем обращаться в полицию, вернуться в город. Приехал я в самом начале седьмого – и прежде всего позаботился о перевязке раны, а доктор любезно препроводил меня сюда. Всецело доверяю это дело вам – и готов в точности следовать любому