Музыкальные мифы. Книга 4 - Владимир Викторович Кирюшин

— Ужас! Кошмар! — кричала мать, потрясенная нахальством УвелТреза.

Муж, как мог, пытался успокоить её, но ничего не помогало.

— Мама, да не кричи ты так громко. Я пойду поговорю с ним, — предложил УМЕНЬ. — Может, он меня послушает и извинится перед отцом?

УМЕНЬ всегда был умным мальчиком. К его суждениям прислушивались даже взрослые. Поэтому ему и дали такое имя.

Он подошел к комнате УвелТреза и тихо постучал.

— Кого еще несет? — раздался грубый голос брата. — Кто еще не получал в лоб?

Увидав УМЕНЯ, УвелТрез разразился хохотом:

— Ты? Вот-те на! Пожаловал!

— Ты чего? — обиделся УМЕНЬ. — Мама сердится. Она говорит: «Если ты будешь таким хамом, она не пустит тебя к нашим ТЕРЦИЯМ, и мы не пойдем на прогулку».

— Да? — разозлился УвелТрез. — Тогда я пойду один. Вот и все.

А надо сказать, что все ТРЕЗВУЧИЯ по улицам ходили только с двумя ТЕРЦИЯМИ. Так уж получилось, что СЕПТИМЫ сначала бросались на пушистых зверьков, а уж потом на людей. Вот поэтому каждая семья ТРЕЗВУЧИЙ разводила своих ТЕРЦИЙ. Они были самой разнообразной окраски. Но больше всего ценились голубые ТЕРЦИИ, их цвет считался самым модным.

У мамы, МИНОРНОЙ ТРЕЗВУЧИЙ, как раз и была голубая пара: мальчик (побольше) и девочка. МИНОРНАЯ ТРЕЗВУЧИЯ ходила за руку с маленькой ТЕРЦИЕЙ, а БОЛЬШАЯ, мальчик, сопровождал их сзади, все время прыгал к её голове и снимал шляпу. Мама, МИНОРНАЯ ТРЕЗВУЧИЯ, ужасно злилась на БОЛЬШУЮ ТЕРЦИЮ, ругала его, поминутно говорила: «Отдай шляпу, отдай шляпу!» Но на зверька это не действовало — он вел себя по-прежнему.

Папа, МАЖОРНЫЙ ТРЕЗВУЧИЙ, прежде всего любил покой. Вот поэтому более драчливую и хулиганистую БОЛЬШУЮ ТЕРЦИЮ он водил за руку, не отпуская ни на шаг, а МАЛАЯ ТЕРЦИЯ сидела у него на плече. Она гладила его маленькую голову и, непрерывно поливая её специальным раствором, приговаривала: «Расти, расти большая». Но голова почему-то так и не росла, и это очень удручало и расстраивало МАЖОРНОГО ТРЕЗВУЧИЯ.

— Ну как же так, — говорил МАЖОРНЫЙ ТРЕЗВУЧИЙ, — у меня такой огромный живот и такая маленькая голова. Неужели же ничего нельзя сделать? Дайте мне какие-нибудь пилюли, или еще какой раствор. Ну сделайте что-нибудь, чтобы моя голова выросла.

Каждый день он ходил к врачам, спрашивая их совета. Но врачи только руками разводили: — Поливайте, поливайте старым раствором. Вроде, должна вырасти. Должна.

Старший сын УвелТрез по-своему относился к ТЕРЦИЯМ. Он считал, что, во-первых, они должны быть рыжими, а, во-вторых, откормленными. Он любил повторять: — Вот у меня ДВЕ САМЫЕ БОЛЬШИЕ ТЕРЦИИ, поэтому СЕПТИМЫ мне не страшны. Меня они ни в коем случае не тронут.

Его ТЕРЦИИ действительно были огромны, ведь всегда УвелТрез кормил их котлетами. Котлетами всегда была полна его сумка, котлетами он набивал карманы курточки и штанов. Поэтому одежда его была ужасна: всегда грязная, в больших жирных пятнах.

В отличие от УвелТреза, его младший брат УМЕНЬ почему-то боялся БОЛЬШИХ ТЕРЦИЙ и имел ДВУХ МАЛЫХ. Он их ужасно любил, и поэтому его ТЕРЦИИ были всегда вымыты и расчесаны, всегда и на всех производили самое лучшее впечатление.

Сегодня, после того, как УвелТрез нахамил отцу, все ТЕРЦИИ были заперты внизу, в подвале, и поэтому выход братьев на прогулку отменялся. И вот, когда УвелТрез заявил, что он пойдет на улицу один, без ТЕРЦИЙ, УМЕНЬ так сильно испугался за него, что от страха на мгновенье потерял дар речи. Наконец он вымолвил:

— Ты что? Совсем с ума сошел? Без ТЕРЦИЙ ты погибнешь, СЕПТИМЫ сожрут тебя!

— А вот и не сожрут! Надо будет, я их сам съем со всеми их семью головами! — закричал УвелТрез и сам стал смеяться своей шутке. — Пойдем сейчас же, я докажу тебе, что не боюсь этих драных драконов!

Он вскочил с постели, наподдал ногой стул, представив, что бьет СЕПТИМОВ, сделал еще несколько каких-то непонятных движений по воздуху и стал надевать свои замасленные штаны.

— Ну, я готов!

И вот оба брата впервые за всю жизнь вышли на улицу без ТЕРЦИЙ. УвелТрез шел впереди, не разбирая дороги и даже не оглядываясь. Ему все было нипочем. УМЕНЬ глядел на брата и не переставал удивляться той перемене, которая произошла с ним после того, как УвелТрез съел злополучную УВЕЛИЧЕННУЮ КВИНТУ. Брат расталкивал локтями прохожих, огрызался на всех, кто пытался остановить его, говоря: «Зачем же вы вышли на улицу без ТЕРЦИЙ?» И уж совершенно непонятно, откуда у него вдруг появилась отвратительная присказка «Дура-Корова», которую он употреблял где надо и не надо, обзывая всех прохожих.

Наконец они подошли к реке и, как всегда, сели рыбачить. УвелТрез занял самое удобное место, нахально прогнав УМЕНЯ к кустам, росшим у небольшого деревянного мостика. УМЕНЬ пробовал было протестовать, но это ему не помогло. УвелТрез только сильно разозлился и надавал ему тумаков. Заплаканный и обиженный, УМЕНЬ поплелся к кустам, совершенно потеряв всякую надежду поймать там что-либо. Вяло размахнувшись, он закинул удочки и стал ждать.

И вдруг всего через несколько минут УМЕНЬ почувствовал, что одну из удочек кто-то дергает. «Вдруг это скользящая ГЛИССАНДА?» — подумал УМЕНЬ. Он схватил удилище и стал медленно подтягивать его к берегу. Затем, резко рванув, вытащил на берег какое-то мерзкое создание. Оно было похоже на ЧИСТУЮ КВИНТУ: такая же медуза с пятью щупальцами, но вся какая-то съежившаяся, сжавшаяся. А главное, поражали два огромных черных зуба, торчавшие в разные стороны.

«Тьфу, какая гадость! Какая-то УМЕНЬШЕННАЯ КВИНТА!» — зло подумал УМЕНЬ и осторожно, чтобы не дать себя укусить, он схватил её за щупальце и с силой бросил в кусты.

Как только УМЕНЬШЕННАЯ КВИНТА упала на землю, тут же раздался какой-то странный стон и шипение, а затем все стихло.

«Попробую половить еще, — подумал УМЕНЬ, — если через полчаса ничего не поймаю, пойду домой». Он вновь закинул удочку и, уставившись на поплавок, стал ждать.

Стояла жара. Солнце поднималось все выше и выше, вода под его яркими лучами стала блестеть, как алмазы, и поэтому слепила УМЕНЯ. Глядя на реку, ему все больше и больше хотелось спать. А в это время в кустах выброшенная УМЕНЕМ УМЕНЬШЕННАЯ КВИНТА превратилась в страшного ТРИТОНА. Стараясь не шуметь, он осторожно раздвинул ветви и увидел склонившегося над удочками худенького маленького мальчика.

«Ну вот и мой первый обед», — радостно подумал ТРИТОН