Разбойниковы и разбойничья песнь - Сири Колу

Когда мы добежали до площадки, там уже царила полная неразбериха. Юные музыканты репетировали, вожатые и преподаватели кричали, а Бешеный Карло старался унять весь этот гам. Золотко лично успокаивал близкую к истерике Касуринен.

— Пофпокойнее, фудавыня, пофпокойнее, — повторял он и похлопывал ее по плечу, как разгулявшегося пони.

— Вилья, берегись! — крикнула одна из барби-ляль. — На территории посторонние!

— Прекратить балаган! — взревел Бешеный Карло холодящим кровь атаманским ревом.

Это, как и всегда, подействовало. Целая площадка музицирующих детей и кричащих взрослых притихла и приготовилась слушать.

— Мы не хотим ничего дурного. Мы заберем только то, что принадлежит нам по праву.

— Они в нотном архиве, — упавшим голосом проговорила Касуринен. — В сейфе. Эркки Мелартин, рукопись смычкового квартета. Между коробками с шоколадом.

— А нам не дают шоколад, — пропищала одна малышка из «Поющих креветок». На нее шикнули — испытывать терпение Бешеного Карло никто не хотел.

— Не бефпокойтефь, фудавыня, мы не ва нотами, — заверил Золотко.

— Мы за одним вашим музыкантом, — сообщил Карло.

— По-по-похищение, — проблеяла Касуринен. Ее представления о мире рушились на глазах. Ее рукописный квартет разбойникам не нужен? Зачем же тогда они пришли?

Внезапно она изменилась в лице:

— Вы-вы-выкуп? Деньги фонда?

Вожатые беспокойно задвигались: может, пора уже что-то предпринять?

— Она уезжает с нами добровольно, — заметила Хели, неторопливо извлекла из кармана нож-балисонг и защелкала им в воздухе. Клак-клак-клак. Этого было достаточно, чтобы даже двое самых крупных парней-вожатых совершенно успокоились. — Это вот она, Вилья, — Хели кивнула в мою сторону.

— Да, я уезжаю по доброй воле, — кивнула я. Где-то поблизости взревел мотор разбоймобиля. — Музицируйте себе без меня. Я приехала сюда только потому, что папа этого хотел. Но нельзя силой сделать из человека музыканта.

Вздох ужаса. Из-за того, что я уезжаю по доброй воле? Или из-за того, что не хочу быть скрипачкой? Паршивая овца в стаде.

Разбоймобиль пересек лужайку и на хильденной скорости подлетел к площадке.

— Не тревожьтесь. Не пытайтесь догонять, ничего хорошего из этого не выйдет, — сказала я. — Это мои родственники. Дальние родственники.

Разбоймобиль подкатил прямо к нам, Калле выскочил из передней двери на прыгунке, подхватил меня и заскочил обратно. Бешеный Карло вцепился во второй прыгунок. Разбоймобиль описал широкую дугу и направился в сторону шоссе. Я до самого низа открыла окно и вывесилась на ремне наружу, чтобы ничего не пропустить.

Хели дала знак Золотку, они бросились бежать и без видимых усилий догнали разбоймобиль. Хели распахнула заднюю дверь. Внутри лежала куча конфетных коробок: шоколадные батончики, засахаренные ленточки, фруктовые леденцы, лакричные и салмиачные червячки… Пакеты были размером с мою голову. А, еще зефирные грибки в шоколаде, хит сезона, — этим летом они красовались во всех витринах, завернутые в прозрачный целлофан. Очевидно, разбойники по дороге в лагерь не теряли времени, и киоск им попался немелкий.

Хели и Золотко, не сговариваясь, запрыгнули внутрь и начали выбрасывать сладости на площадку. Мои солагерники застыли, вытаращив глаза.

— Налетай! — крикнул Золотко. — Детям нельвя беф фладкого!

— Давай-давай, поверь в себя! — подхватила я. — Или вы собираетесь протянуть три недели на одной морковке?

— Зефирные грибочки! — ахнула Касуринен. — Бог ты мой.

Разбоймобиль уже набирал скорость, но Золотко успел ухватить коробку грибочков и метнул ее прямо в руки Касуринен. Та приняла подачу и страстно прижала коробку к груди. А мы покатили по песчаной дорожке к воротам, навстречу свободе.

Глава 3
Подпорченное письмом настроение

Разбоймобиль, дребезжа и покачиваясь, покатил в сторону ворот, битком набитый, полный знакомых физиономий. Вот теперь — да здравствуют каникулы, лучшие каникулы на свете! Да здравствует разбойничья жизнь! Бешеный Карло распахнул объятия и издал ликующий вопль. Я взревела в ответ, чтобы выкричать сразу всю горечь, накопившуюся за год, — получилось не намного тише, чем у атамана. Карло стиснул меня огромными ручищами так, что дыхание перехватило.