Фейри Чернолесья - Алан Григорьев

— А, бабка из тисового домика? Ну так ей уже и лет было… как бы не все сто, — Элмерик пожал плечами.

Конечно, он помнил бойкую сухонькую старушонку с лицом сморщенным, как печёное яблоко, и ужасно сварливым характером — таким, что все чернолесские торговцы, едва завидев её в дверях своих лавок, закатывали глаза, мол, сейчас начнётся: и лепёшки-то чёрствые, и мясо жилистое, и масло какое-то не маслянистое…

Пекарь так и вовсе старуху Шеллиди иначе как ведьмой не величал. Может, и не далёк был от истины, потому что целебные травки бабка точно собирала и сушила, а потом из них всякие мази да зелья стряпала. Но в деревне-то все так или иначе знахарствуют: знают, где отвар чабреца поможет, что чистотелом помазать, а куда лучше лист подорожника приложить. Но вот что ещё было странно — хозяйство у старой Шеллиди на первый взгляд казалось бедным: домик кривенький, неказистый, забор косенький, всего имущества, почитай, одна корова — старая, как и её хозяйка, беззубая тоже, зато молоко дающая исправно. Бабка ничем не торговала, огород не возделывала — сад запустила так, что тот весь зарос крапивой да малинником, однако звонкие монетки у неё водились. Не бог весть какое богатство, но на житьё-бытьё хватало и даже на мясо по праздникам оставалось.

— Может, и больше ста, — Джерри поёжился. — Она ж наверняка ведьма. Видал, какие у неё бородавки?

— Ой подумаешь-то! — фыркнула Розмари, заслышав их беседу. — У кузнеца тоже на носу бородавка-то. Само по себе это ничего не значит — не мне тебе рассказывать. Я, между прочим, у нашего мастера Патрика-то про старуху спрашивала даже. Знаешь, что он ответил?

— Чё? — тёмные глаза Джерри загорелись от любопытства.

— Да ничего, в том-то и дело-то. Посмеялся только и сказал, мол, коли так судить — любую деревенскую бабку можно ведьмой счесть. И ещё велел со старой Шеллиди не связываться-то, потому как вздорная она. Коли узнает, что мы про неё за спиной судачим, не постесняется на мельницу припереться и будет целый день зудеть, как оса. Дескать, приструните своих учеников-то, мастер мельник!

— Уже не будет, — Джерри по привычке дёрнул себя за отросшую чёрную чёлку (он всегда так делал, когда нервничал).

— Старая Шеллиди была ведьмой, я точно знаю, — возразил Элмерик. — Если хотите, вам Келликейт подтвердит. Бабка с девой Рябинового ручья разговаривала. Деревенские к ней за оберегами ходили.

— А что ж тогда мастер Патрик-то от меня отмахнулся? — надулась Розмари.

— Не знаю. Может, не в духе был. А может, и правда не хотел со сварливой бабкой связываться.

— Эх, жалко Джинли, она теперь совсем одна осталась… — вздохнул Джеримэйн и Элмерик, сам того не желая, вздохнул следом.

Джинли, внучка старой Шеллиди, была немногим старше самого Элмерика: кажется, семнадцать годков ей стукнуло окрест середины лета. Невысокая, ладная, ясноглазая, но какая-то диковатая… Впрочем, вряд ли это стоило ставить ей в укор: деревенские жители сами сторонились обитателей тисового домика, а за Джинли с самого детства закрепилось прозвище «Ведьмина внучка». Дилан, сын пекаря, рассказывал, как в детстве бедняжке прохода не давали, дразнили, за косы дёргали. Однажды попробовали было комьями грязи закидать — ну мальчишки, что с них возьмёшь, — да только бабка Шеллиди кровиночку свою в обиду не дала, нашла сорванцов и чуть уши им не оборвала, а иных отстегала крапивой по тощим задам.

Зато с минувшей весны Джинли уже никто не думал задирать: вытянулась деваха, похорошела, такая ладная стала, что на Бельтайн выбрали её майской королевой. Теперь те, кто прежде землёй кидался, тайком вздыхали по ведьминой внучке. Некоторые смельчаки даже пробовали в окно влезать — а ну как девица благосклонной окажется? Но, помимо вредной бабки, у Джинли водился Репей — злющий лохматый пёс. В общем, пришлось горе-ухажёрам уносить ноги, а их матерям потом — штопать рваные штаны. Всё это Элмерик тоже знал от Дилана.

Пока он предавался раздумьям, Джеримэйн выдал новую порцию слухов.

— А ещё я слыхал, что теперь староста Дунстан должен будет позаботиться о будущем Джинли. Вроде как старуха Шеллиди была у него перед самой смертью и поручила ему присмотреть за внучкой. И он согласился,

— Ну, это, наверное, неплохо… — Элмерик, отмахнувшись от назойливой мухи (ишь расплодились по осени! Ещё и кусаются!), вернулся к свиткам.

Он не понимал, с чего вдруг Джерри прорвало на поболтать. Раньше за ним тяги к деревенским сплетням не водилось. То ли эта история правда его чем-то зацепила — и тогда стоило прислушаться, то ли приятель замыслил подшутить над Элмериком — за ним не заржавеет. В любом случае, нужно держать ухо востро.

Джерри же продолжал заливаться соловьём.

— А староста эту Джинли поскорее замуж выдать хочет. Говорят, даже не в Чернолесье, а подальше — в Задолье или ещё куда. На днях уже приедут на смотрины.

— Ну так осень же на дворе — самое время для свадеб. А ты чего так всполошился-то? Сам что ли в женихи метишь? — не удержался от шпильки Элмерик.

— Ещё чего! — фыркнул Джеримэйн, вскидывая подбородок. — Меня, знаешь ли, совсем другое беспокоит. Говорят, люди видели бабку Шеллиди — уже после того, как её похоронили, представляешь? Будто бы ходит, в окна заглядывает. Ничего дурного не делает, просто стоит, смотрит и вроде как шепчет что-то, а слов не разобрать.

— Так пусть посыплют могилу солью и золой. И кол осиновый в грудь вобьют для верности.

— Да, кажись, пробовали. Не помогло.

А вот это уже интересно… Элмерик оторвался от свитков.

— Значит, ты мне всё это рассказываешь, чтобы…

— Ну да, хочу посидеть сегодня на деревенском кладбище и мне нужна компания, — Джерри сказал это так беспечно, будто бы приглашал Элмерика в кабак пропустить по кружечке эля.

— Ну так бы сразу и сказал. Чего огород городить? — буркнул Элмерик, на ходу натягивая куртку. — Мы же Королевские Соколы, а значит, защищать людей от всякой потусторонней дряни — наша прямая обязанность. Зря что ли учимся?

— Меня возьмите-то? — попросилась Розмари, но Элмерик с Джерри сделали вид, что не услышали, только припустили во все лопатки. Знали, что пухленькая подруга их ни за что не догонит. Она даже и пытаться не стала.

Домашнее задание от мастера Патрика было забыто. Похоже, Соколят ждало новое приключение.

* * *

После заката на деревенском кладбище было тихо и безветренно: казалось, ни один лист не шелохнётся без нужды. Замшелые могильные камни слегка покосились от времени.