Монтигомо - Ястребиный коготь - Виталий Георгиевич Губарев

— Лиза!

— Что?

— Ты бредила.

— Что?

— Я говорю, ты бредила… У тебя жар.

— Не знаю… Кажется, нет.

Катя положила ладонь на ее лоб.

— Нет, у тебя жар… Поспи еще немножко.

— Не хочется…

Катя посмотрела в окно и вздохнула:

— Смотри, идет зеленый снег, — сказала она задумчиво. — Правда, красиво?

— Да…

— На улице мороз… Сережа пошел на каток.

— Я знаю.

— Мороз и снег… Представляю, какая зима сейчас у нас в Сибири. Ветер наметает сугробы под самую крышу! — Катя снова вздохнула. — Удивительно устроена природа: снег, снег, снег, а потом вдруг слякоть и лужи.

— Что?

— У природы все здорово! Правда? И зима и весна. Я очень любила весну в Тобольске. Раннюю весну… Вот тоже так — мороз снег… и вдруг задует ветер с юга, запахнет в воздухе чем-то таким приятным-приятным… И снег начинает опадать с крыш и деревьев? бух, бух, бух!.. А потом начинает греметь Иртыш! Как будто гром! Это значит — ледоход начался! Ребята со всего города на берег бегут. А Иртыш у нас широкий-широкий! Шире Дона! Льдины плывут и шуршат так громко, что даже голоса на берегу не слышно… Люблю весну!

Катя пересела к столу и склонилась над тетрадкой. Через полминуты она опять повернула к Лизе лицо.

— Лиза, а ведь весной мы уже будем комсомолками! Страшновато немного… Что, если не примут?

— Что? — спросила Лиза, упираясь руками в подушку и приподнимаясь. Ее неподвижный взгляд был устремлен в окно.

— Что, если нас в комсомол не примут? — повторила Катя, с удивлением глядя на сестру.

— Примут, — рассеянно сказала Лиза. — Мы уже Устав знаем.

Катя отодвинула тетрадь и поднялась.

— Разве дело только в Уставе? Лиза, почему ты такая странная сегодня?

— Я? — не отрывая от окна глаз, спросила Лиза.

— Да, ты!

— Нет, я ничего…

— Но я же вижу!

— Тебе кажется…

— Нет, не кажется!

Катя взяла сестру за локти и заглянула в ее глаза.

— Что с тобой, Лиза?

— Уверяю тебя, Котенька, ничего.

— Что ты там рассматриваешь?

— Так просто… Скажи, ты помнишь, где находится склад Степы? Кажется, вон там, под горой возле Дона.

— Да… Но разве можно увидеть что-нибудь в темноте?

Лиза откинулась на подушку.

— Котенька… можно тебе сказать? — медленно заговорила она.

— Что сказать?

Лиза помолчала.

— Одну… страшную тайну!

— Тайну?

— Да! Страшную!

— Ну, говори же! Не пугай меня…

— Только об этом ты не должна никому говорить! Никому! Ты понимаешь меня?

— Понимаю… Нет, я ничего не понимаю…

Лиза села на кровати.

— Если ты кому-нибудь скажешь хоть слово, Степа будет в тюрьме…

— Степа?! — вскрикнула Катя, отступая и садясь на стул.

— Тише!.. Сейчас будет пожар!

— Где пожар? — Катя приподнялась со стула и снова села. — Лиза, ты бредишь!

— Пойми, у Степы нет другого выхода… — быстро и горячо зашептала Лиза. — Он ужасно переживал, Котенька! Если бы ты видела, как он мучился… Он ужасно переживал!

— Что переживал? Что?

— На складе была бесхозяйственность… Не хватает трех вагонов леса… — продолжала шептать Лиза. — А завтра начинается ревизия.

— Но какой пожар? И при чем тут Степа?

— Он должен поджечь склад… — Лиза сбросила одеяло и выскочила из постели. — Молчи! Если бы ты видела, как он мучился! Он хотел… хотел даже броситься под поезд!

Катя сидела неподвижно.

— Ты только не волнуйся! Слышишь? Не волнуйся! — шептала Лиза, обнимая сестру.

Катя резко оттолкнула ее и поднялась. Лиза видела, как задергался ее подбородок. Катя силилась что-то сказать, но так и не сказала.

— Котенька… успокойся! Ну, успокойся, пожалуйста…

— Он все время кому-то звонил… — глухо проговорила Катя. — Продавал лес… Он продавал государственный лес!

Лиза передернула плечами.

— Как ты можешь, Котенька, думать об этом в такую минуту? Государственный лес! Какая-то… политграмота…

— Что ты говоришь? — вскрикнула Катя задыхаясь. — Ты подумай, что ты говоришь? Там огромный склад! Десятки людей! Понимаешь? Десятки людей!

— Молчи! — заражаясь ее волнением, прошептала Лиза. — Я не подумала об этом… Только молчи!

— Я не могу… Я не буду молчать! Может быть, им угрожает смерть! Ее большие черные глаза, которые сейчас стали еще больше, были наполнены отчаянием.

В комнату заглянула испуганная бабушка.

— Что тут у вас? Поссорились?

Катя, не отвечая, рванулась с места и выскочила из комнаты. Легко скрипнули половицы в кухне под ее ногами. Было слышно, как она набирает номер телефона.

— Ноль один! — закричала Катя высоким, срывающимся голосом. — Это ноль один? Пожарная? Скорее! На железнодорожном складе стройматериалов пожар! Скорее!

Глава ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Большое горе пришло в семью Назаровых. Просыпаясь иногда по ночам, Сережа слышал, как за стеной ворочается на своей раскладушке и глухо всхлипывает Катя. Лиза вскакивала с постели и что-то долго и горячо шептала сестре. Вероятно, она пыталась успокоить ее какими-то ласковыми словами. Но разве есть такие слова?

После того как был арестован Степан, отец однажды принес домой газету с заметкой о Кате. Он молча поманил Сережу пальцем и показал ему крупный заголовок:

«Школьница предупредила преступление!»

Сережа схватил газету и бросился к порогу, но отец удержал его.

— Погоди! Ты куда? — шепотом спросил он сына.

— Показать Кате, пап…

— Зачем?

— Чтобы она прочитала, — растерялся Сережа. — Пап, мне же ее очень жалко… Может, она прочитает и обрадуется!

— Дурень ты еще, Сережка! — вздохнул отец. — Какая же это радость? Ты ей напомнишь о Степане. А это называется посыпать рану солью. Уж лучше будь поласковей с Катей. Время — лучший лекарь…

Сережа задумался. Странная это штука — время. Говорят, нет ему ни начала, ни конца. Течет эта невидимая вечная река и несет в своем тихом, наполняющем всю вселенную потоке и неведомые звезды, и планеты, и людские радости и печали. Совсем недавно учился Сережа в пятом классе, а теперь ученик шестого «Б». Был он октябрятским вожатым, а стал председателем совета отряда. Год назад Сережа не стал бы размышлять о том, что такое время, и, если бы услышал это слово, невольно представил бы ходики, которые безостановочно отстукивают секунды в кухне на стене. А вот теперь он уже ясно представляет, что время — это нечто значительно большее, чем часы…

Время действительно оказалось лекарем. Катя постепенно обрела душевный покой, хотя улыбалась реже, чем раньше, и улыбка на ее лице мелькала неясно, как короткий лучик, прорвавшийся на мгновение из-за тучи. Темные глаза Кати теперь всегда были грустными. Однако училась она в девятом классе так же хорошо, как и раньше, и по-прежнему охотно помогала Лизе готовить уроки.

Пришло письмо от Анюты. Она подробно