Загадка старого клоуна - Всеволод Нестайко

– А? – смешно таращился совсем уже косыми глазами брат Игнаций.

– Хи-хи-хи! – мелко засмеялся брат Бонифаций, тряся своими отвисшими щеками. – Брат Игнаций натэстэмонился до… чёртиков. Хи-хи-хи-хи-хи-хи!..

К брату Бонифацию вдруг неожиданно вернулась ловкость, он запустил руку в карман брату Игнацию и выхватил оттуда кошелёк.

– А это что такое, брат? Чьи это денежки, я вас спрашиваю?

– Как вы смеете, брат, лазить по чужим карманам?! – вытянул, как гусь, шею брат Игнаций. – Вы, брат, свинья!

– Это не я, а вы, брат, свинья! – вытаращил глаза брат Бонифаций. – Свинья и вор. Потому что это кошелёк брата Амброзия, пропавший у него сегодня утром.

– Это мой кошелёк! У меня всегда был точно такой же, как у брата Амброзия! Это могут подтвердить все братья.

– Правильно! Вот он! – торжествующе воскликнул брат Бонифаций, выхватывая из другого кармана брата Игнация точно такой же кошелёк.

– У-у! Пантофля! – прохрипел брат Игнаций и толкнул брата Бонифация.

– Гусь! – и брат Бонифаций в свою очередь толкнул брата Игнация.

– Жаба старая!

– Череп голозубый!

– Чтоб тебе удавиться!

– Чтоб ты лопнул!

Выкрикивая проклятия и ругательства, братья-домини-кане толкали друг друга в грудь.

Казаки прямо покатывались от хохота.

– Ну, хватит уже, хватит, – смеясь, сказал Тимоха Смеян. – Эх вы, братья Божьи! А ещё и орден свой нищенствующим называете. Чураетесь якобы благ земных и богатств мирских, а оно, видишь, как выходит. Ну, погуляли и хватит. И вам, дорогие гости, в монастырь пора. И нам с дороги отдохнуть надо. Устали. Идите себе с Богом!

Переругиваясь и спотыкаясь, братья-доминикане исчезли в темноте.

В последний раз хохотнули им вслед казаки и сразу свалились, кто где сидел, и, сонно что-то бормоча, сомкнули веки. Не успел я и глазом моргнуть, как уже спали богатырским сном казаки, живописно раскинувшись в разных позах вокруг догорающего костра.

И мощнее всех храпел, положив на плечо Ивану Пушкаренко чубатую, губастую и носатую голову, Тимоха

Смеян, шутник и характерник^[20], каких немало было среди запорожцев и каким, как об этом любят пересказывать народные легенды, помогал не кто-нибудь, а нечистая сила, – и вправду, от кого же этот искромётный, зажигательный, чудотворный казацкий юмор, как ни от самого чёрта, лукавого и смешливого сатира?!

Об этом не раз говорил и мой дед Грицько, особенно после рюмки. Потому что и рюмку выдумал не кто иной, как Люцифер. То же самое повторяла и моя баба Галя, когда дед Грицько начинал слишком уж размахивать руками.

– Ну, теперь их и пушкой не разбудишь, – сказал Елисей Петрович.

– Точно, – улыбнулся Чак, явно любуясь картиной богатырского сна запорожцев.

– А что же делать? – спросил я. – Мы ж с Тимохой Смеяном так о смех-траве и не поговорили.

– А мы бы и не смогли сегодня поговорить, – сказал Елисей Петрович. – Главное, что мы Тимоху Смеяна увидели и теперь сможем его узнать. А время для разговора ещё наступит. Но это уже в другой раз. Потому что сейчас меня ждут неотложные дела. Поступила жалоба из Голосеевского леса на компанию школьников-старшеклассников, которая вчера гульбу в лесу устроила и не очень по-человечески себя вела. Надо выяснить. Поэтому, извините…

Глава XIV
Нам поставили телефон. Лофофора. Что такое юмор? Отправляемся во времена Богдана Хмельницкого

Сурена опять сегодня в школе не было. Опять – съёмки. А мне очень хотелось с ним увидеться. Ещё бы! Он же тоже Муха. Как и я. Я чувствовал к Сурену нежность. Я невольно улыбался без всякой причины. Хотя нет, причина все-таки была. Кроме того, что Сурен оказался Мухой. И кроме того, что меня ожидало новое путешествие в прошлое с Чаком и Елисеем Петровичем (мы договорились встретиться сегодня).

Была ещё одна причина.

Когда вчера я пришёл домой, оказалось, что нам поставили телефон. Красный блестящий аппарат стоял на

подоконнике и как будто улыбался мне. И наша полупустая, ещё без мебели, квартира сразу стала другой – более уютной.

У меня от радости перехватило дух, когда я поднёс к уху трубку и услышал ровное непрерывное гудение (так называемый зуммер). Я должен был куда-то позвонить. Не мог не позвонить. Я набрал номер, не задумываясь, просто так. В трубке щёлкнуло, и послышался голос:

– Слушаю!

– Здравствуйте! – дрожащим голосом сказал я.

– Здравствуйте! – услышал я вежливый ответ. – Вам кого?

– Простите… До свидания… – я быстро положил трубку и нервно загоготал: «Го-го-го!» Как гоготал, убегая с ребятами из чужого сада при появлении хозяина.

Это было так волнующе-прекрасно, что я должен был ещё куда-то позвонить.

Около телефона лежала памятка, на ней было несколько телефонов: пожарная охрана – 01, милиция – 02, скорая медицинская помощь – 03…

Я набрал 01.

– Пожарная охрана, – услышал я приятный женский голос.

– Здравствуйте… Не волнуйтесь, пожалуйста… У нас всё в порядке… Выполняем все правила пожарной безопасности… До свидания… – и, опять чувствуя в груди нервный холодок правонарушителя, повесил трубку.

Потом я позвонил в скорую помощь и сказал, что чувствую себя хорошо, что все у нас здоровы, что беспокоиться и присылать врача не нужно.

Звонить в милицию было страшновато, но я все-таки позвонил.

– Дежурный лейтенант Варфоломеев слушает! – послышался густой бас.

Я втянул голову в плечи и, не сказав ни слова, тихонько положил трубку.

Больше звонить было некуда. А так хотелось с кем-то побеседовать по телефону!

Конечно, я понимаю, вы презрительно улыбаетесь. Конечно!

Тем, кто прожил всю жизнь в городе, кто родился с телефоном, кого бабушки подносили визжать к телефонной трубке, а потом говорили родителям первые слова по телефону, для кого телефон с первых мгновений жизни был таким же обычным, как погремушка, соска и манная каша, – тем этого не понять.

– Чего ты смеёшься? – спросила Туся и сама улыбнулась.

– Ничего. Просто так, – сказал я.