Харклайтс - Тим Тилли

сразу приходят в себя после взрыва. Они потрясены, и лица их словно застыли, точь-в-точь как у эльфов, когда олень разрушил домики-гнёзда. Однако вскоре начинают появляться несмелые лукавые улыбки.

Машины больше нет.

Старухи Богги тоже.

Замка и Царапку точно ветром сдуло.

Лепесток и Пробка вместе с остальными рассказывают мне, как Замок вернулся тогда из леса в Харклайтс, сообщил старухе, что я скоро объявлюсь, а потом будто сквозь землю провалился. А я рассказываю им про злополучного «Голиафа», утонувшего в Сером озере, и про то, как я вытащил Замка из воды.

Папаша Хэрн лежит у меня на ладони. Наконец он приходит в сознание и судорожно глотает воздух. Мы вздыхаем от облегчения. Нисса и Нокс, всхлипывая, крепко обнимают его.

На глаза мне наворачиваются слёзы.

Когда эльфы, наобнимавшись вдосталь, поворачиваются ко мне, я рассказываю Папаше Хэрну про взрыв, про Старуху Богги и Колодец.

– Ты мастерски действовал, Фитиль, – говорит он. – Я знал, что ты не растеряешься, не подведёшь.

– Если бы не помощь друзей, ничего не вышло бы. – Поворачиваюсь к Ниссе и добавляю: – Спасибо, что спасла меня, выстрелив в старуху из своей рогатки. Иначе она убила бы меня.

– На моём месте ты поступил бы так же, – отвечает Нисса, и глаза её блестят.

Лепесток отыскивает вёдра с песком, и мы тушим пожар на фабрике. Машину уже не починить. Она безнадёжно испорчена и никогда не сможет работать.

Пока Нокс и Нисса с сиротами разведывают кухонные запасы, опустошают кладовую и, отмечая счастливое избавление, объедаются шоколадом и консервированными персиками, я иду обследовать старухин кабинет. Папаша Хэрн у меня в кармане, Лепесток и Пробка тоже с нами. Сложно свыкнуться с мыслью, что Богги и вправду больше нет. Пожалуй, никто ещё толком не успел осознать это. Кажется, она вот-вот выскочит откуда-нибудь со своей палкой для наказаний или с ружьём.

– Она хранила все сведения о нас, – говорит Лепесток. – Теперь мы узнаем, кто мы на самом деле.

Вот мы перед дверью кабинета. Лепесток достаёт из кармана внушительную связку ключей и отпирает её. Я распахиваю.

Внутри запах гари. У окна – деревянный секретер с бумагами. Его крышка обуглена. Из щелей тянутся ниточки дыма.

Мы бросаемся к нему. Я уже тянусь к верхнему ящику, но Лепесток остерегает:

– Осторожнее, ручка, скорее всего, раскалена.

Пробка протягивает мне свою замасленную тряпку:

– На́, возьми.

Выдвигаю ящик. Изнутри вырывается чёрный дым и растекается по комнате. Папки, где собраны сведения про нас, почти уничтожены и всё ещё горят. Я хватаю пачку обугленных листов, почерневших и ломких. Едва успеваю различить смутные очертания букв – и листки рассыпаются в руках, остаются только хлопья пепла.

Дым ест глаза, выступают слёзы.

Папаша Хэрн кашляет.

– Всё пропало, – вздыхает Лепесток.

Пробка кладёт руку ей на плечо.

– Наверное, Старуха Богги подожгла бумаги, когда Замок рассказал ей, что я непременно вернусь, – на всякий случай. Если мне вдруг удастся проникнуть в кабинет, – сдавленно говорю я.

Тру глаза, закрываю верхний ящик и выдвигаю нижний. В нём множество отделений. В каждом из них по предмету. Напёрсток, монетка, пробка от бутылки…

– Вот и наши имена, – говорю я, разглядывая обугленные остатки лоскутов и закорючку, похожую на фитиль фонаря. – Разве эти мелочи могут рассказать нам что-то?

У Лепестка и Пробки – пустые, потухшие взгляды. Чуть погодя Лепесток говорит:

– Теперь нам никогда не найти своих родителей.

– А зачем нам вообще искать их? Они ведь бросили нас, – отвечает Пробка.

Я киваю, задвигаю обратно ящик и сглатываю ком в горле.

Папаша Хэрн смотрит на Лепестка и Пробку:

– Вы могли бы жить с нами в лесу. Да и остальные ребята тоже. Места хватит всем… Если сомневаетесь, соглашаться или нет, то подумайте, ответ придёт потом. Спешить некуда.

Лепесток и Пробка молча кивают, из глаз у них катятся слёзы.

Во мне снова вспыхивает чувство вины, как огонь в старухином секретере.

– Прости, что не выручили тебя той ночью, когда я спасся отсюда, – хрипло говорю я Лепестку. – Я думал, что вернусь за тобой раньше.

Лепесток улыбается:

– Так ведь я сама сказала тебе поскорее уносить ноги. Но всё же отлично, что ты вернулся.

Она крепко обнимает меня, стараясь не слишком тревожить моё раненое плечо.

– Всё это время я рассказывала сказки про тебя и про волшебного оленя. Приключений навыдумывала всяких.

Я смущённо обнимаю её в ответ, щёки горят.

– Только не раздави Папашу Хэрна, он в кармане.

– Ага, точно, извини, – Лепесток отшагивает назад.

Папаша Хэрн выглядывает и весело смотрит на нас:

– Всё в порядке. Не тревожьтесь.

– Надо бы ещё поисследовать кабинет, – предлагаю я. – Наверняка тут есть много любопытного. Того, что касается нас.

Вынимаю Папашу Хэрна из кармана и опускаю на письменный стол. Рядом лежит старухина палка.

Мы обыскиваем кабинет, выдвигаем ящики, проверяем все шкафы. Вот толстая тетрадь, где Старуха Богги вела учёт спичечным коробкам, и блокнот с десятками чертежей и набросков – для механических жучков, «Голиафов». Сломанные перья от ручек и пузырёк высохших чернил. И никаких записей про сирот. Пробкины оловянные солдатики пропали бесследно, равно как и наша прежняя одежда и остальные вещи, с которыми мы попали в приют.

Да, нужно всё-таки отважиться. Я должен сказать Папаше Хэрну про мёртвого эльфа под стеклянным колпаком. Подыскать верные слова.

– Помните, я говорил однажды про мёртвого эльфа? Он… э-ээ… в общем, он здесь.

Беру колпак и разбиваю его о край камина. Стекло трескается, точно яичная скорлупа, на пол сыплются осколки.

Папаша Хэрн тяжело сглатывает, когда я ставлю на стол основание. Он набрасывает на мёртвого эльфа свой зелёный плащ Хранителя, снимает шляпу и стоит, прижав ладонь к груди.

– Я не знаю, кто этот эльф, но всё равно он один из нас. Отнесём его обратно в лес. Он принадлежит лесу. И похороним как положено.

Взяв со стола палку для наказаний, Лепесток размахивает ею, точно мечом.

– Ну а это отправится в Колодец вслед за старухой, – решаю я.

Лепесток хмурится:

– С какой стати?

– На эту палку налипло столько побоев…

Лепесток рассматривает её.

– Палка ни в чём не провинилась. Вряд ли она хотела обидеть кого-то. Пожалуй, она вполне могла бы превратиться в Палку Сказок.

– Едва ли. Думаю, лучше всё-таки избавиться от неё. – Протягиваю руку, чтобы забрать. – Ну, дай же.

Лепесток уже готова отдать палку мне, но не тут-то было. Ей приходит на ум что-то другое. Она улыбается:

– Я же знаю, ты выбросишь её!

– Нет, не выброшу. – И тоже