Родная страна - Юрий Яковлевич Яковлев

Двадцать голосов произносят эти слова, как один.

А кажется, что не двадцать, а мой один голос так окреп, набрался такой силы, что звучит громко на весь зал:

— Перед лицом… своих… товарищей… торжественно обещаю…

Эти несколько мгновений длились бесконечно долго. Двадцать мальчишек и девчонок, стоящих на сцене, почувствовали какую-то новую общность.

Цену этой общности мы узнаем позже, спустя восемь лет, когда на каждом из нас будет военная, выгоревшая от солнца гимнастёрка, а плечо будет оттягивать винтовка. Может быть, именно эта братская общность помогла нам выстоять, разгромить фашизм, освободить Родину. Но тогда эта общность зарождалась, проклёвывалась, как робкая зелёная травка.

Торжественное обещание прозвучало и замерло. Вожатая подошла ко мне, и я почувствовал, как мою шею приятно холодит свежий кумач, и впервые вдохнул в себя этот радостный запах, похожий на запах цветка. Я вдохнул этот запах, и он остался во мне навечно. И сейчас я ощущаю его.

Какой интересный, волнующий и тревожный мир вошёл в мою жизнь вместе со званием «пионер»!

В Америке полиция схватила юного борца за свободу Гарри Айзмана. На страницах пионерских газет появился лозунг: «Свободу Гарри Айзману». Гарри Айзман стал моим другом. Я готов был ради него пересечь океан и идти на штурм тюрьмы, где томился Гарри. У меня на груди был значок: сквозь тюремную решётку пробивается рука с красным платком. «Это Гарри машет мне из своей камеры», — думал я. И ещё сильней любил Гарри. И моё сердце отстукивало: «Свободу Гарри Айзману!»

Пройдёт время, и судьба сведёт меня с Гарри. Правда, это будет позднее и мы будем уже не мальчишками, а седыми, повоевавшими людьми, но я всё же смогу передать ему свои нерастерянные пионерские чувства и пожать братскую руку.

Нас, пионеров тридцатых годов, воспитывало само время.

В Испании шла война с фашистами. В нашем классе появилась карта Испании, где каждый день алыми флажками отмечалась линия фронта, где на стороне республиканцев сражались и советские добровольцы. Мы были влюблены в героев республиканской Испании — В Матэ Залку и Хозе Диаса.

Да, пионерия сделала нас юными ленинцами — настоящими интернационалистами, вложила в наши сердца великую ленинскую идею дружбы народов.

В пионерские годы у нас было много любимых песен. Среди них была песня про старого барабанщика:

Старый барабанщик, старый барабанщик,

Старый барабанщик крепко спал.

Он проснулся, перевернулся,

Всех буржуев разогнал.

Я часто вспоминаю эту песню, и она мне помогает в трудные минуты. И мне порой представляется, что с годами я сам превратился в старого барабанщика.

Когда мы стали комсомольцами, мы говорили себе: мы живём в замечательное время. У нашего времени были свои позывные: «Магнитка», «Днепрогэс», «Комсомольск», «Челюскинцы», «Папанинцы».

За каждым этим словом стоял подвиг — подвиг людей, строящих новую жизнь.

Стране нужен металл. Вся страна помогала строить знаменитую теперь «Магнитку» — огромный металлургический комбинат на Южном Урале.

Нужна электроэнергия! И вся страна принимала участие в строительстве «Днепрогэса» — первой мощной советской гидроэлектростанции на реке Днепр.

Нужно осваивать природные богатства Дальнего Востока! И тысячи комсомольцев приехали в глухую тайгу и возвели прекрасный город на берегу реки Амур — Комсомольск.

И на Севере мужественно работали советские люди. Пароход «Челюскин» (ледоколов тогда не было!) впервые прошёл по Северному Морскому пути от Мурманска до Берингова пролива. Здесь он был раздавлен льдами. Отважных «челюскинцев» спасли советские лётчики.

А через несколько лет внимание всей страны было приковано к подвигу новых героев — «папанинцев». Первая советская научная станция «Северный Полюс», которой руководил Иван Дмитриевич Папанин, работала на дрейфующей льдине в Арктике…

Трудовой энтузиазм стал нормой жизни советских людей. Время было мирное. В стране строилась новая жизнь. И мы мечтали стать строителями.

Но нам пришлось стать солдатами.

ВОЙНА

Люблю наблюдать, как под лучами солнца рассеивается серебристая дымка тумана и в поле становится отчётливо виден каждый колосок. Колоски обступают меня — зелёные, цвета солдатской одежды. От ветра упругие стебли колышутся, раскачиваются и как бы движутся.

И мне кажется, что идут они строем издалека. И вовсе это не колоски, а мои товарищи — бойцы. И один из колосков — я сам. Который из них? Всматриваюсь и не могу отличить свой колосок от других. Колоски похожи друг на друга, как солдаты. А солдаты похожи, как колоски. Всё у них, у солдат, одинаковое — и пилотка пирожком, и гимнастёрка, и сапоги, и винтовка на плече, и вещевой мешок за спиной.

Где же мой колосок — зелёный, несозревший, необстрелянный? Отзовись!

Я всматриваюсь вдаль и вижу его. Он колышется далеко-далеко на краю чёрной ямы — воронки от бомбы, круглой, словно очерченной циркулем. Стебель наклонился. Усики обгорели. В густом, тягучем дыму мой колосок маленький и одинокий. А где же мои товарищи-колоски, что были рядом? Они там, в чёрной яме. Никогда они уже не станут золотыми, никогда не увидят солнца и не умоются дождём.

Они — мои товарищи. Я могу назвать их по имени. И хотя все солдаты похожи друг на друга, я никогда не спутаю их. Я помню, какие у каждого волосы спрятаны под пилоткой, какие лица, если отмыть их от пыли и копоти, какие глаза. Я могу рассказать жизнь каждого из них. Хотя их жизни тоже похожи одна на другую. Родился. Пошёл в школу. Стал октябрёнком, пионером. Вступил в комсомол. Окончил школу. Ушёл на фронт. И дальше жизнь обрывается — взрыв бомбы, чёрная яма с дождевой водой на донышке…

Вокруг меня дышит, покачивается хлебное поле. Мой колосок — опять затерялся среди друзей. И стоим мы все вместе на родной земле. Война разделила нас на живых и мёртвых, а разлучить не может — так крепка солдатская дружба.

22 июня 1941 года ранним утром немецкие фашисты напали на нашу Родину. Они сбросили бомбы на спящие города. Обстреляли из орудий тихие деревни. Подожгли поля. Они не разбирали, где взрослые, где дети, — всех убивали на своём пути. И топтали, топтали нашу родную землю.

Весь наш народ поднялся на войну против фашистов.

Когда началась война, мне было восемнадцать лет и я уже был бойцом Красной Армии — красноармейцем. У меня пилотка со звёздочкой, гимнастёрка с петличками, брюки защитного цвета и тяжёлые кирзовые сапоги. На плече винтовка со штыком, на ремне кожаные подсумки с патронами, через плечо противогаз в брезентовой сумке.

Фашистские самолёты