Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович

Кто такой Аким Камбаров? Какой у них приказчик, какой хозяин, и по своей ли охоте рабочие присягали великому государю?

Про хозяина Захар ничего не знал, а про другое он сказал, что ему говорил Аким. Ну, про самого-то Акима Захар мог говорить без конца, у него сразу весь страх пропал, даже глаза загорелись, и он заговорил громко, во весь голос. Он рассказывал, что Аким всё как есть знает, и писать может, и читает лучше, чем дьячок в церкви, и в заводском деле всё понимает.

– Откуда же он у вас такой ученый взялся? – спросил Антипов.

Но этого Захар и сам не знал. Аким про это никогда не говорил.

Яков Антипов хотел еще о чем-то спросить, но тут его позвал Чика.

Яков пришпорил коня и поехал вперед. Захар следил за ним, пока он поравнялся с Чикой.

Тот повернулся в седле, оглядываясь назад.

«На кого это он? Уж не на меня ли?» – подумал Захар, и вдруг его точно оглоблей по голове ударило. Указ! Ведь он так и забыл про указ.

«Господи! Да как же это?» – думал он. Даже к горлу ему что-то подступило. Убьет его Чика. Как это забыл-то он? Он старался припомнить. Сперва писчик на него накричал, потом казак, потом к царю его Илья волок за загорбок. А там сразу и поскакали они. И лошадь еще эта высоченная.

Сказать, что ли? Нет, на это Захар никак не мог решиться.

Убьет его Чика. Ишь, какой страшный. Все его боятся. Один Антипов будто ничего.

Захар весь съежился в седле и держался позади всех, чтобы, храни бог, не заметил его Чика.

Ехали быстро. Чика все время поторапливал. На остановках Захар тоже забивался куда-нибудь подальше от страшного Чики и ни о чем, кроме указа, не думал.

Казаки смеялись, дразнили большеротого казака, которого звали Федотом, но Захар ничего не слушал.

На второй день к вечеру приехали к селу Богульшаны на берегу Белой.

Казаки радовались ночевке в большом селе. Там можно и поесть горячего и вина раздобыть.

Но перед самым селом Чика скомандовал остановиться, вызвал кашевара, дал ему наказ, а остальному отряду велел ехать дальше в объезд села, на другой берег Белой. Казаки приуныли. На том берегу начинались лесистые горы, и больших поселений до самого завода не было.

Кашевар еще с одним казаком в помощь свернули в село, а остальные понуро спустились на лед. За те дни, что Захар проездил, Белая успела покрыться льдом.

Многие тихонько ругали Чику и сулили ему всякие напасти, но вслух никто не решался с ним спорить.

За рекой тянулась неширокая полоса молодой заросли. Должно быть, лес был не так давно вырублен и начинал снова отрастать. Дальше торчали одни пеньки после недавней порубки.

На этой просеке Чика остановил свой отряд, велел разложить костер, задать корму лошадям и тут заночевать. Сам он, оставив с казаками Илью, кликнул Якова Антипова и сказал:

– А мы с тобой на село воротимся. Потолковать мне с тобой надобно.

Скоро приехали кашевары и принялись готовить ужин.

Казаки повеселели. Мороз был не сильный, между двумя большими кострами так пригрело, что многие скинули тулупы.

Лошадей отвели немного в сторону, накрыли их и задали корму.

Илья подозвал большеротого Федота и рыжего казака, по прозвищу Турка, и велел им караулить лошадей.

– Разложите себе огонек, вон там, подале, за лошадьми. Да только, гляди, не задрыхните. Народ здесь вор – татарва, живо лошадей угонят. Нам тогда пропадать.

Федот и Турка переглянулись. Главное дело, кашевар не одного барана приволок. Знал он, чем уважить казаков. В мешках у них позванивало, да и сами они – и кашевар, и подручный – точно раздобрели на селе, тулупы на них еле сходились. Чика встретил их на реке и только головой покачал, но ничего не сказал. Нельзя же и не выпить казаку, особенно на морозе. Ну, а все-таки в лесу так не разгуляются, как на селе, да и Илья приглядит. «Остепенился он теперь, – решил Чика, – как я ему все дело рассказал».

Илья, и правда, совсем точно другой человек стал. Всегда бывало вокруг него песни, хохот. А в этот раз он и не заговаривал ни с кем. Ехал себе один, стороной. Захара он точно и не замечал, и Захар тоже не заговаривал с ним.

«Об Степане тужит», – думали казаки и не задирали его. Не стали ему и водки предлагать, когда пошли по рукам бутылки.

Но Илью вдруг точно прорвало.

– Вы чего ж это хоронитесь? – крикнул он. – Не товарищ я вам, что ли? На такое дело идем, да чтоб не пить!

И он, как припал к бутылке, так и не выпустил, пока всю не осушил. Хорошо еще, что не ему первому досталась.

Казакам только этого и надо было. Они, правда, не поняли, про что Илья сказал: «На такое дело идем», – но обрадовались очень, что Илья заговорил. С ним и пить веселей. Попойка пошла на славу. Кашевар оказался запасливый. Ничего, что село далеко, хватило и так…

Турка и Федот только издали поглядывали на гульбу. Федот позвал с собой Захара, чтоб веселей было, но хоть Захар и не дразнил его, а веселей от него не было. Молчал он все. Федоту точно даже скучно было, что никто не окликает его: «Федот, а Федот, затворяй рот».

Турка начал было рассказывать что-то, но тоже скоро замолчал.

Наконец, Федот не выдержал.

– Ты, Турка, того, покарауль огонь, – сказал он. – Я духом.

И он побежал к большим кострам.

Назад он прибежал веселый.

– Ты гляди, чего мне Силантий дал, пра, ей-богу! – крикнул он, показывая большую бутылку.

– Молодец Федот, – заговорил оживившись, Турка. – Казаку без этого нельзя. Это и наш енерал завсегда скажет… Вот под Ильинской было…

Но тут Федот, отхлебнув порядочный глоток, передал ему бутылку, и Турка присосался к ней, забыв про Ильинскую.

Федот предложил и Захару, но Захар только головой покачал. Пробовал он на заводе, но не понравилось ему, и Аким очень уж стращал его, чтоб и думать не смел пить. Если бы другие казаки потчевали, он бы, может, и не посмел отказаться, а Федот с Туркой точно и забыли про него. Не успевал Федот оторваться от бутылки, Турка уже тянул руку, выставив вперед рыжую бороду, на которой блестели капельки водки.

Федот равнодушно протягивал бутылку, приговаривая:

– Я тебя, Турка,