Банда во временное пользование - Андрей Трушкин

Хотя следующий день и был выходным, но выдался он ужасно суетливым. Первую половину дня Мишка терроризировал соседей, то разыгрывая гаммы, то репетируя свои партии. Время от времени труба его возмущенно визжала, хрюкала, ржала: особенно часто это происходило, когда Мишке не удавался тот или иной пассаж. Чтобы успокоиться, юный трубач принимался наигрывать всякие мелодии, что называется, из головы. Потом опять возвращался к «Чаттануге-чуче», композиции «На сопках Маньчжурии», снова сбивался, и снова труба ревела на весь дом обиженным слоненком.

Потом пришлось искать концертный костюм. Рубашку-то Мишка нашел сразу, а вот с брюками вышло осложненьице. Черные брюки, которые еще на той неделе висели в шкафу, вдруг куда-то бесследно исчезли. Мишкина мама, услышав, как сын хлопает дверцами, будто он решил отомстить шкафам за все неприятности, приключившиеся в его жизни, прибежала на помощь. Помощь эта выразилась в таком же бестолковом метании по комнатам и таком же громком хлопанье дверцами тех же шкафов.

В результате нервотрепка вылилась в головомойку. Мишке влетело за то, что он никогда не может поддерживать порядок в своей комнате, поэтому некоторые ненужные вещи — вроде велосипеда — стоят в проходах, а нужные в самый ответственный момент днем с огнем не сыщешь. Кончились поиски концертных штанов тем, что мама вспомнила, как на прошлой неделе она решила их постирать и так с тех пор они и висят на веревке на балконе — сушатся. Тем не менее предыдущий выговор за грязь в комнате остался в силе. Но больше ругать Мишку у мамы не было времени, и она побежала хлопотать над утюгом. Мишка в черных сатиновых трусах продолжал кружить по комнате, на этот раз в поисках носков.

Носки — это была еще одна вещь, которая мучила его в жизни. Мама покупала ему по одной паре в неделю. Столько же носков покупала она и папе. Мишка был мальчик не маленький, и папу по размеру ноги, а соответственно и размеру носков он уже догнал. Папины и Мишкины носки начали путаться. Ну а поскольку и тот, и другой настаивали на том, что они будут носить только черные носки, то отличить папины носки от Мишкиных не было никакой возможности. То и дело, разбираясь с вещами, Мишкина мама причитала, что у нее на руках восемнадцать носков и среди них ни одного парного!

Чтобы снова не накалять страсти, Мишка порылся в гардеробе и выудил два носка. Да, рисунок на них был разным. Вытряхнув оттуда остальное белье, Мишка провел скоростной анализ носков, который подтвердил его самые худшие опасения: идентичной пары найдено не было. В конце концов мальчишка решил плюнуть на условности и надеть первые носки, которые попались ему под руку. Если не присматриваться сверху, разный рисунок совсем не бросался в глаза. Правда, длина у носков была разная — ну да ладно, брюки прикроют этот огрех.

Пока Мишка проводил сравнительный анализ носков, мама лихо справилась с утюгом и, проходя мимо Мишки, положила ему на плечо выглаженные брюки. Мишка живо в них облачился, пригладил волосы и двинулся к двери. Стоп, а на концерт он что — в домашних тапочках пойдет?

— Погоди! — остановила его мама. — Ты что — на концерт в домашних тапочках пойдешь?

— Вот черт, — улыбнулся Мишка. — Я что — так громко думаю? Ну да ладно, сейчас быстро отдраю кроссовки…

— И не думай, что я разрешу тебе пойти на концерт в кроссовках! — встала на подступах к двери мама.

— Ну я ж не виноват, что я из старых ботинок вырос! — развел руками Мишка.

— А ты что, о том, что концерт будет, только сегодня узнал? Не мог меня заранее предупредить? Пошли бы в магазин, подобрали бы тебе что-нибудь приличное. А то ходишь, как вахлак.

— Ну ладно! — отступил Мишка, поскольку понимал, что сейчас совсем не время и не место для пререканий. — Может быть, я папины возьму?

Мишка и мама с сомнением переглянулись. Дело в том, что все большее количество обуви переходило, так сказать, из папиного подчинения в Мишкино. Поначалу это были кроссовки — их Мишка успел изгваздать в две недели. Потом зимние сапоги, которые вытерпели Мишку всего один сезон. А теперь вот очередь наступала и для парадных папиных туфель.

— Другого выхода нет, — решилась наконец мама. — Купим папе новые ботинки.

— Да, но ему нравились эти…

— Ну что ж, — картинно развела мама руками, — тогда иди босиком! Будешь играть там «Эй, дубинушка, ухнем!». Может быть, тебя за бурлака и примут.

Тяжело вздыхая, словно уже видя перед собой недоуменное и расстроенное лицо папы, который, придя с работы, не найдет на полочке для обуви своих любимых черных штиблет, Мишка натянул ботинки и ринулся к двери.

— Подожди, — осадила его мама, — что ж ты ходишь как орангутан или шимпанзе какой: руки вперед, голова опущена? Ну-ка, расправь плечи! Подбородок подними! Ты же музыкант, а не инок смиренный. Если смогу, на концерт приду. Но не обещаю.

Мишка с огромным облегчением выскочил наконец за дверь и единым духом, чтобы мама ничего не успела сказать вдогонку, помчался по лестничным клеткам.