Ночной обоз - Алексей Иванович Мусатов

В комнату ворвался Шурка.

— Немцы из монастыря выезжают! — возбужденно сообщил он.

Приоткрыв штору, все прильнули к окну.

От освещенного здания детского дома отходили груженные доверху и укрытые брезентом машины. В кузовы двух последних грузовиков солдаты втаскивали детдомовские шкафы из-под книг, столы, тумбочки, зеркальное трюмо, часы в высоком деревянном футляре.

— Вот ворюги... Все подчищают, — со злостью сплюнул Силантий.

— Хоть бы стены оставили — и то ладно, — сказала тетя Лиза.

Ломая кусты, грузовики еще раз проутюжили развороченную клумбу и скрылись за воротами монастырской стены.

«Приют обездоленных» 

На другой день во флигеле появилось еще пятеро детей. Кого привели родственники, кто пришел сам.

Потом в комнату к Ефросинье Тихоновне вошла учительница из шефской школы Анна Павловна, сухонькая близорукая женщина, и сообщила, что у нее на квартире проживают трое бездомных ребятишек, которых она уже подкармливает вторую неделю. Но что с ними делать дальше, она не знает.

Ефросинья Тихоновна сидела за столом, обхватив голову руками. Во флигеле и в башне уже собралось около тридцати детей, а завтра придут новые, заполнят все комнаты, съедят последний хлеб, картошку. Как жить дальше, чем кормить детей, где раздобыть одежду и обувь?

— А если все-таки к начальству обратиться, к новым властям? — не очень уверенно предложила Ефросинья Тихоновна. — Дети ни в чем не повинны... Может быть, пожалеют их и разрешат открыть приют.

— Уж они пожалеют! — зло сказала тетя Лиза. — Вчера матери с ребятами пришли к управе хлеба просить, а полицаи их прикладами.

— Нет, нет, — заговорила торопливо Таня. — Ни к каким новым властям обращаться не будем. Но детей мы должны спасти. Во что бы то ни стало.

— Что же мы с ними делать-то будем? — взмолилась Ефросинья Тихоновна. — Ничего у нас нет.

— Надо поискать... Пойдем к населению. Будем просить хлеб, одежду, топливо. Ведь наши же люди, советские — поймут, помогут. А детей мы должны собрать в одном месте, хотя бы в этом флигеле. — Таня оглядела женщин. — Четверо воспитателей у нас уже есть. А позовем, еще люди откликнутся. Я вот врача уговорю, Елену Александровну.

— Так, Танюша, так, — кивнула Анна Павловна. — А я девчат-старшеклассниц кликну... Тоже помочь не откажутся.

Трое суток детдомовцы выжидали, не займет ли опустевшее здание новая воинская часть. Но никто не занимал. На четвертый день Ефросинья Тихоновна, которую все с ее молчаливого согласия стали считать заведующей детским домом, решила заселить помещение.

Детдомовцы вошли в сумрачное здание с толстыми стенами, с гулкими чугунными плитами на лестницах и ахнули. Мебели и матрацев почти не осталось, комнаты были загажены, замусорены, стекла в окнах побиты, и только детские железные кровати навалом лежали в угловой комнате.

Началась генеральная уборка. Ребята вымели мусор, вымыли полы, расставили кровати по спальням. Из мешков, которые нашли в кладовке, девочки пошили матрасники, набили их соломой из совхозного омета. Из ящиков и кусков фанеры Силантий с мальчишками соорудили столы и тумбочки.

К вечеру затопили баню.

Таня сходила в городскую больницу и попросила Елену Александровну побывать в детском доме.

— В каком детском доме? — удивилась Елена Александровна.

Таня объяснила, что персонал воспитателей (она назвала всех поименно) уже собрал большую группу ребят и занял старое помещение детского дома.

— Ну и персонал, — покачала головой Елена Александровна. — Хлебнете вы теперь горя с ребятами...

— А вас мы просим занять место детдомовского врача, — пригласила Таня. — Вроде как по совместительству ...

— Вот как... Уже и меня в свой штат включили.

— Зарплаты, само собой, не предвидится, но ведь вы не откажетесь?

Елена Александровна развела руками.

— Пошли... Что уж там.

Детдомовцев они застали вымытыми, подстриженными.

Елена Александровна осмотрела детей, отделила троих больных, назначила им лечение и велела поместить их в изолятор.

В тот же вечер ребят разбили на группы — старшая, средняя, малышовая — и разместили по спальням.

Наутро Таня, тетя Лиза, Силантий и Анна Павловна отправились в город. Взяв с собой по пять-шесть ребят, они заходили в дома, квартиры и начинали рассказывать о вновь созданном детском доме, которому так нужна помощь. Рассказывать долго не приходилось. Один вид ребят — истощенных, оборванных — говорил сам за себя.

И люди чем могли, помогали «приюту обездоленных» — так прозвали они вновь возникший детский дом. Давали белье, одежду, обувь, посуду, делились хлебом, картошкой.

В другой раз бабка Фомичиха привела на веревке знакомую ребятам козу, кудлатую, с витыми рогами, с тугим выменем.

— Спрячьте ее поскорее, пока солдаты не отняли, — попросила бабка Ефросинью Тихоновну. — Она еще дойная... Хоть и небольшое, а все вашим малышам подспорье будет.

Козу поместили в сарайчик около монастырской стены, закармливали травой, помоями и каждый день старательно выдаивали.

Нередко жители города подсказывали ребятам, где и что можно раздобыть. В подвале разрушенного дома, около вокзала, лежат запасы каменного угля, в сарайчике на Вязовской улице уехавшие хозяева оставили отличные березовые дрова. Пока все это не растащили, пусть детдомовцы не зевают. И они не зевали.

Не забывал про детдомовцев и Виктор Первухин.

Отбыв свое время в офицерской парикмахерской, он приходил в детский дом, колол дрова, таскал на кухню воду или помогал деду Силантию чинить рамы и двери: зима была уже не за горами.

Иногда он приносил детдомовцам что-нибудь из еды, притаскивал из парикмахерской куски мыла, одеколон, вату, а как-то раз предстал перед Таней и Ефросиньей Тихоновной до смешного толстым и неуклюжим.

— Разденьте меня! — попросил он.

Таня с трудом стянула с Виктора пальто и ахнула: от шеи до пояса он, как мумия, был запеленат в пеструю маскировочную ткань. Ее оказалось метров двадцать.

— Откуда это?

— Один добрый человек подкинул. Со склада... Пригодится? А?

— Еще бы! — обрадовалась Таня.

Ткань покрасили отваром ольховой коры, чтобы не очень бросалась в глаза, и пошили из нее детдомовцам штаны, рубахи, юбки.

Только Шуркина компания не очень жаловала Виктора. Живет парень тихо-мирно, отбывает свои часы в парикмахерской, никого не трогает, не беспокоит. Стоило ли ради этого пробираться в город да еще с важным заданием, как намекнула им Таня?

А может, все это совсем не так и Виктор делает, что надо? И он, наверное, не один, есть у него