Сенькины привычки - Ева Светлова

Ева Светлова

СЕНЬКИНЫ ПРИВЫЧКИ

Фото автора

1

Давайте знакомиться — меня зовут Арсений. Мне уже восемь лет. Я — самый опытный и уважаемый кот во всей округе. Меня обожают все кошки в нашем районе и многие, живущие в соседнем; со мной считаются все знакомые коты и даже некоторые собаки. А откормленных на сухих кормах рыжих братьев Пушка и Тимку, каждый из которых значительно крупнее и тяжелее меня, я постоянно заставляю нервничать даже на их территории. Вот, к примеру, сегодня…

Сегодня я проснулся с первыми лучами солнца и поспешил напомнить любимой хозяйке о своём существовании и о том, что неплохо было бы положить мне в миску кое-чего из холодильника. Хозяйка долго не просыпалась, и мне пришлось нетерпеливо царапнуть её руку, которая свисала с кровати, и лишь тогда она лениво раскрыла один глаз и сонным голосом промяукала на своем, на человечьем:

— Сенька, брысь! Сегодня же выходной.

А по выходным она любит долго поваляться в постели, невзирая на мой разыгравшийся утренний аппетит. Могла бы покормить меня, любимого, а потом спать хоть до обеда.

— Да вставай же! — поторопил я хозяйку, но она пригрозила выставить меня за дверь.

Варварство! Неслыханная жестокость! Я не сумел даже обидеться на свою ленивую хозяйку, только прилёг с ней рядом, чуть потеснил на подушке и уснул. А мог бы уйти, оставить её одну, молодую и неопытную, на произвол судьбы. Проснулся от того же «Брысь!», когда хозяйка самым бесцеремонным образом сбросила меня с постели. Проснулась, наконец! Я указал ей, где на кухне расположен холодильник и получил порцию разогретого вчерашнего молока в свою чисто вымытую миску.

А на улице весна наступила! Когда хозяйка раздвинула портьеры, в комнату ворвался поток слепящего весеннего солнца, и трели ещё не пойманных мною птиц вдохновляли на подвиги во имя большой и светлой кошачьей любви. Усидеть дома я не мог! Попросил хозяйку выпустить меня наружу, но за дверью творилось такое… Бр! Везде была вода! Она сверкающими лужицами покрывала дворовые дорожки, беспрерывно капала с крыш, тяжёлыми каплями собиралась на тонких вишнёвых веточках и заборе, где я любил проводить время, наблюдая за уличной жизнью. Мокрой от вездесущей весенней влаги была даже лохматая шерсть Джека, безобидного пса-переростка, который постоянно меня обнюхивал так, будто мы с ним не знакомы.

Нет, я не был настроен гулять по колено в воде, почти успокоился, вернулся к миске. Но весна звала, манила своими звуками и едва уловимыми свежими запахами, которые наполнили весь дом, едва только хозяйка приоткрыла дверь. Я вспомнил о том, что в доме имеется ещё один вход. Может, там сухо? Хозяйка, недовольно ворча, нашла ключ от двери, которая вела в гараж, с грохотом открыла ворота. А за ними — все та же капель. С разочарованием я побрел на кухню, прыгнул на подоконник и устроился поуютней под аппетитно пахнущим свежей зеленью раскидистым растением, с которого хозяйка запрещает обгрызать листья. В окно я видел чумазого мокрого Джека, который уже успел вываляться в грязи, и двор, где под зовущим на подвиги весенним солнцем разлилось водное мракобесие. Где, за какой дверью или окном сейчас сухо? От досады я запел грустную песню о неразделенной кошачьей любви. Но хозяйка, обычно милая во всех отношениях особа, сегодня была не в духе, и я вмиг очутился на улице. Зря хозяйка не покупает себе валерьянку! С таким характером запросто можно старой девой остаться! Я как мужчина говорю.

Осторожно переступая и беспрерывно струшивая капли с насквозь промокших лап, я добрался до соседнего крыльца, где можно посидеть на сухих деревянных ступенях, вылизать свою шкурку и понаблюдать за ожившим вдруг после унылой зимы миром. Я напевал от удовольствия музыкальный шедевр собственного сочинения о кошачьей тоске. Краем глаза заметил, как испуганной молнией мелькнула в кустах у забора чья-то рыжая шерсть. Природа звала на подвиги! Бросок — и я мощным ударом лапы загнал рыжего, безобразно лохматого увальня Тимку в щель под кирпичами. Этот жалкий трус прошипел какую-то мерзость из своего укрытия, и тот час получил лапой по носу.

И в этот момент я почувствовал, как чьи-то острые когти впились мне в ухо. Удар лапой, и противник — а это оказался Пушок, Тимкин братец — с воинственным криком отскочил. Я бросился за ним. Пушок был крупным матёрым котом, немного упитанным, но не таким увальнем, как Тимка, а потому противником оказался серьёзным. Четверть часа беспощадного боя, ещё три укуса в ухо и два — за лапу, клоки выдранной шерсти, несколько капель крови из прокушенных конечностей, и Пушок ретировался. Я выгнал его с братцем за забор. Забыв о мокрых лапах, до самого вечера я охранял отвоёванную территорию. Напрасно Пушок с Тимкой взывали меня к милосердию и справедливости, просили пустить их во двор, который они считали своим. Я оставался непоколебим. Только вечером, промёрзнув до косточек, я вернулся к себе. Секретный пароль, повторенный троекратно — и хозяйка открыла мне дверь.

Да, день выдался нелёгким. Я устал. Посплю немного, потом скажу хозяйке, чего хочу на ужин из холодильника. С достоинством я выслушал восхищенные возгласы хозяйки по поводу моего подранного уха и грязных лап, потом направился в постель, на мягкую подушку в белоснежной свежей наволочке. Но похоже, у хозяйки сегодня выдался плохой день, и она решила на мне отыграться — я был выловлен и, несмотря на моё яростное сопротивление, под краном мне вымыли лапы и смазали ухо отвратительной вонючей субстанцией зелёного цвета. От досады я едва не цапнул хозяйку за руку, но вовремя опомнился и великодушно простил её, слабую женщину. Потрусил нервно задней лапой и спрятался в шкаф, где хранится выглаженное постельное бельё. Тут не так мягко, как в постели, зато никто не беспокоит.

Вдоволь выспавшись, я отправился на поиски хозяйки: где ты, родная, меня кормить пора. На кухне её нет, перед телевизором — тоже. Я взобрался на диван и увидел его, чужого кота, который непонятно откуда забрёл на мою территорию. В ярости я подпрыгнул и выгнул спину. Чужак сделал то же самое. Это был некрупный, в меру упитанный полосатый кот с подранным и выкрашенным зелёнкой ухом. Хулиган и задира — я не сомневался. Столь наглой и злобной морды, как у того чужака, видеть мне не доводилось. Чужак отказывался вступать со мной в переговоры, становился в боевую