Просто беги. Как бег спас мне жизнь - Белла Маки

Легко вести себя так, будто ничего не случилось, даже если у вас психическое заболевание и вы чувствуете, что оно вот-вот вас поглотит. Даже в самые тяжелые времена я хорошо справлялась со своей работой, отпускала шутки, выходила на улицу ровно настолько, чтобы меня не считали отшельницей. Многие люди становятся экспертами в этом, обманывая даже самих себя. Наверное, я могла бы продолжать в том же духе вечно, прожить полжизни, притворяясь, что меня это устраивает. Но что-то сломалось, и я перестала так себя вести. Я делала это так долго, что такое поведение стало утомительным.

Меня словно разоблачили, как мошенника: трусливый ребенок, притворяющийся взрослым. Джоан Роулинг говорит, что дно стало фундаментом, на котором она построила свою жизнь: поскольку хуже быть уже не могло, ей некуда было двигаться, кроме как вверх [1]. Раз уж это сказала она, я могу простить ей это клише и даже неохотно признать, что она права. В случае с Роулинг она начала создавать волшебный мир, который помог ей стать одной из богатейших женщин в мире. В моем случае каменное дно подтолкнуло меня выйти на пробежку.

Через неделю моей новой свободной жизни мне пришла в голову идея бегать. В романе «Над пропастью во ржи» есть момент, когда Холден Колфилд бежит по школьному стадиону и объясняет это словами: «Не знаю, зачем я бежал, наверно, просто так» [2]. Может быть, мне надоело чувствовать себя такой чертовски несчастной. Или, возможно, я уже знала, что должна попробовать сделать что-то по-другому. Но в тот день мне просто захотелось бежать.

Я до сих пор не знаю, почему выбрала именно этот инструмент в разгар страданий. Никогда раньше в своей жизни я не занималась спортом. Всегда сдерживала потребность бежать – от своего разума, от негативных мыслей, от забот, которые накапливались и отвердевали слой за слоем, пока не стали слишком сильными, чтобы от них можно было избавиться. Возможно, внезапное желание заняться бегом было физическим проявлением стремления сбежать от моего собственного мозга. Наверное, я просто хотела сделать это по-настоящему.

К тому же мне не терпелось избавиться от стереотипа о расставании, связанного с поеданием мороженого, – я всегда хотела, чтобы проблема побыстрее разрешилась, чтобы плохие предчувствия и сердечная боль поскорее прошли. В конце концов, расставание – это хорошее время, чтобы попробовать что-то новое. У меня было дополнительное преимущество: я также хотела освободиться от своих жизненных страхов, и я действительно чувствовала, что время для этого пришло. Мне было почти тридцать, и я пребывала в ужасе от того, что воспользуюсь разрывом отношений как еще одним предлогом для отступления, еще больше замкнусь в себе, начну бояться самой жизни.

Я ни в коем случае не могла бегать на стадионе. Я была слишком напугана, чтобы пойти в супермаркет, – какие уж тут грандиозные идеи. Не было такого кульминационного момента, как в кино, когда я рассекала прерии или мчалась под ливнем. На самом деле я не понимала, что делаю, и у меня мелькнула мысль, не начинаю ли я на самом деле бредить. Мне казалось очень странным, что у меня появилось желание это сделать, и все же, даже споря сама с собой, я взяла ключи и зашнуровала кроссовки.

Надев старые леггинсы и футболку, я направилась в темный переулок в тридцати секундах ходьбы от своей квартиры. Это соответствовало двум важным критериям: достаточно близко к безопасному дому и достаточно тихо, чтобы никто не смеялся надо мной. Я чувствовала себя нелепо, и мне было немного стыдно – как будто я делала что-то извращенное, чего не следовало видеть другим. К счастью, единственным живым существом была кошка, которая презрительно смотрела на меня, пока я набиралась сил, чтобы пошевелиться. Я была благодарна кошке за то, что она немедленно исчезла; любой намек на приближающегося человека заставил бы меня мгновенно остановиться. Этот вид наказания был слишком грубым, чтобы его могли увидеть посторонние.

Надев наушники, я поискала подходящую музыку и остановилась на песне под названием She Fucking Hates Me группы Puddle of Mudd. Не в моем обычном вкусе, но тексты были достаточно злыми, и я не хотела ничего, что могло бы заставить меня плакать (меня заставляло плакать почти все). Песня длится три минуты и тридцать одну секунду, а строчка «she fucking hates me» («она чертовски ненавидит меня») звучит столько раз, сколько вы можете себе представить. Я думаю, что пробежала тридцать секунд, прежде чем мне пришлось остановиться: икры ныли, а легкие горели. Но песня взбудоражила меня, произошел выброс адреналина, и поэтому я отдохнула минутку, а затем снова начала. Мне каким-то образом удалось успевать за кричащим певцом, произнося слова одними губами, я скорчила гримасу и неуклюже побрела вниз по тропинке. Продержалась невероятные три минуты (почти всю песню!), прежде чем сдалась и пошла домой. Почувствовала ли я себя лучше? Нет. Понравилось ли мне? Тоже нет, но я не плакала примерно пятнадцать минут, и этого мне было достаточно.

К моему удивлению, я не остановилась на этом. Я хотела продолжать, пусть все выглядело довольно мрачно, но что-то во мне пересилило все мои внутренние оправдания. Назавтра я вернулась в тот же переулок. И на следующий день после этого. На самом деле все эти первые несколько попыток были жалкими. Какие-то секунды, жалкое шарканье ног. Подожди. Давай опять. Замри, если человек вышел из тени. Чувствуешь себя нелепо? Все равно продолжай. Всегда в темноте, всегда втайне, как будто я каким-то образом преступала границы дозволенного.

Я не знала, что делаю и чего хочу добиться с помощью этих пробежек. В результате в последующие недели я стала весьма амбициозна и сталкивалась с частыми катастрофами, хоть и незначительными. Я заработала шинсплинт, и это было чертовски больно. Я бежала слишком быстро и была вынуждена остановиться, после того как начала бесконтрольно хрипеть. Попыталась подняться на холм, но мне пришлось признать поражение и сесть в автобус, когда стало ясно, что холм меня одолел; у меня случился приступ паники в темной части местного парка, когда я не засекла время захода солнца и поняла, что совсем одна. Я упала и заплакала, как ребенок. Бег казался мне языком, на котором я не умею говорить, причем не только потому, что я совершенно не в форме: просто, на мой взгляд, этим занимались только счастливые, здоровые, жизнерадостные люди, а не курильщики-невротики, которые всего боятся.

На протяжении всей моей жизни, если у меня не получалось что-то хорошо с первой попытки, я почти сразу же сдавалась.