В джунглях Москвы. Роман - Пётр Фёдорович Алёшкин

Судья и народные заседатели стали обсуждать предложение защитника. Анохин быстро строчил в блокнот ответы Сергиевского. Это были ценные показания. Отметил Дима и то, что в книге Гали есть записи обхода квартир именно того подъезда, где произошла драка. Это он упустил из виду, когда с Наташей проводили свое расследование. Разговаривали они и с техниками, которые знали, что Иван был трезв, видели его после работы, когда он ждал Галю и пошел ее встречать. И Люба им рассказала, что Борис ей говорил, что отец Сергиевского дал взятку следователю. Лев Борисович опасался, что может возникнуть дело по заявлению Гали: нападение на должностное лицо при исполнении им служебных обязанностей. И теперь на суде подтвердилось, что Деркач был знаком с отцом Сергиевского и бывал у него в гостях. Наташа радостно переглянулась с Анохиным, когда услышала это от Анатолия.

– Предложение защитника о вызове новых свидетелей отклоняется, – объявила громко судья и так же громко и строго спросила, обращаясь в зал:

– Молодой человек, что вы пишете? Прошу сдать блокнот и прекратить записи!

Глядела она на Анохина.

– Нет закона, запрещающего вести записи во время судебного заседания, – ответил Дима.

– Я прошу вас сдать блокнот и не мешать работе суда! – еще строже и резче потребовала судья.

– Я – член Союза писателей, – поднял вверх Анохин свое удостоверение.

– Товарищ милиционер, прошу конфисковать блокнот и вывести владельца из зала!

Милиционер отошел от двери и тихо сказал Анохину:

– Молодой человек, давайте без скандала… Сорвете заседание, сами понимаете… Выходите! Мы силу применять можем. Хуже будет…

Дима поднялся, взглянул на Ивана в последний раз. Сидел Егоркин сгорбившись, в зал не смотрел. Отдал блокнот милиционеру и вышел.

Борис повторил то же самое, что говорили его друзья. Защитник спросил у него только, что он скажет по поводу того, что Галя обещала ему прийти слушать музыку, а сама договорилась встретиться с мужем в то же самое время.

– Это у нее спрашивайте, – пожал плечами Борис.

Вызвали Галю. Вошла она, улыбаясь. Радостно глядела на Ивана.

– Сейчас кончим и пойдем, – произнесла она вдруг громко.

Егоркин вздрогнул. Голоса ее он не узнал. И дальше она отвечала на вопросы, говорила непонятным для него тоном. Он страдал, слушая. Что с ней случилось? Из ее лепета можно было понять только, что была на обходе, зашла к ребятам.

– Когда вы к ним вошли, они приставать к вам стали? – спросила строго судья. – Что они говорили?

– Они?.. – Галя обернулась к ребятам. – Борис обрадовался. Он давно приглашал…

– Значит, он приглашал вас и вы согласились прийти?

– Нет, – хихикнула Галя. – Я не соглашалась!

Наташа, услышав смех сестры, опустила голову, сжала ее рукой.

– Не согласились, но пришли… Но почему же тогда вы написали, что они приставали к вам, не выпускали из квартиры, потом силой потащили в комнату?

– Никто ни к кому не приставал, – улыбалась Галя. – Любить нужно друг друга… Зачем вы его держите? Отпустите! – попросила она жалобно, глядя на Ивана. – Он хороший!

Егоркин закрыл лицо руками. Страшно было слушать жену. Не сдержался, зарыдал, сдавил себе горло, чтоб не всхлипывать. Опустился, почти скрылся за барьером.

– Какой ты смешной! – смотрела на него Галя. – Тебя отпустят.

Варюнька громко всхлипнула. Наташа вскочила и с опущенной головой вылетела из зала.

Поднялся защитник.

– Я прошу суд прекратить вопросы. Она невменяема. Она не способна давать ясные ответы. Прошу отложить заседание на завтра и пригласить техников в качестве свидетелей!

Судья переговорила с заседателями и громко сказала:

– Предложение защитника отклоняется! У нас больше нет вопросов. Если у прокурора и защитника нет, объявляется перерыв!

Наташа выскочила на улицу. Анохин сидел в сквере на скамейке напротив входа в нарсуд. Он поднялся навстречу Наташе. Она, подбежав к нему, зарыдала:

– Она… она все… испортила!

– Успокойся, – просил Дима. – Сейчас нужно собраться предельно… Она под наркотиками…

– Я знаю. – Наташа вытирала глаза. – Я все знаю… Борис с Любой ее к наркотикам пристрастили. Они и сейчас ее… чтоб ничего сказать не могла…

– Борис? Ты точно знаешь? – схватил ее за плечи Анохин.

– Да, да… Я знаю, где они собираются, колются, балдеют… Я выследила…

– Так, так, – тер залысины Дима. Увидев, что из нарсуда выходят Маркин, Варюнька, Галя, воскликнул: – Действуем! Берем Галю – и к наркологу!

Они подхватили под руки Галю и повели к стоянке такси.

После перерыва судья объявила, что опрос свидетелей закончен. Слово предоставляется прокурору.

– Как окончен? – вскочил Маркин. – Я еще не говорил!

Судья вопросительно взглянула на защитника.

– Это наставник Егоркина. Вместе работали на заводе. Я прошу выслушать его.

Судья наклонилась сначала к одному заседателю, потом к другому и ответила:

– Суд отклоняет предложение защитника. Свидетелю нечего сказать по существу дела!

– Я протестую! – воскликнул Маркин и направился к судьям. – Суд должен учитывать личность обвиняемого! Я скажу свое слово о нем…

– Товарищ милиционер, – перебила его властно судья, – выведите, пожалуйста, гражданина из зала. Он мешает заседанию.

Милиционер быстро подошел к остановившемуся на полпути Маркину, взял его за локоть и повел к выходу, приговаривая тихо:

– Спокойнее, спокойнее, вы в суде находитесь…

Маркин не сопротивлялся, понял, что здесь не рабочее общежитие.

Что говорил прокурор, а потом защитник, Егоркин не понимал, не слушал. Он был ошеломлен, потрясен, раздавлен выступлением Гали, и все равно было, что сейчас происходит. Мучило одно: что с Галей? Почему она сейчас исчезла? Что-то с ней страшное произошло! Опомнился на мгновение, когда к нему обратились с вопросом, считает ли он себя виновным? Спросили два раза, прежде чем он понял вопрос.

– Я? Виновным? – поднялся он, глядя растерянно на судей. – Нет… Нет-нет… Я знаю, вы меня осудите… но когда я выйду и, если увижу, на кого-нибудь из вас, – указал он рукой на судей, – нападут хулиганы… я не смогу отвернуться… я буду бить. Если вы считаете защиту женщины преступлением, тогда я преступник…

Он сел.

Судьи посовещались и объявили приговор: три года лишения свободы с содержанием в колонии общего режима.

Глава четвертая

1

Вечером в тот день, когда судили Егоркина, Алеша Лазарев отпросился у Шадрова на часик к родителям. Он звонил домой, знал, что Ивану дали срок, знал, что судили зятя за драку, но чувствовал, что в письмах, которые он получал еще будучи в Куйбышеве, есть какие-то недомолвки, да и телефонные разговоры ничего не проясняли. Галя сегодня после суда, когда он попросил отца дать ей трубку, сразу, как услышала его голос, зарыдала и не смогла слова произнести. Мать с отцом, чувствовалось, тоже были сильно потрясены результатом суда. Только Наташа вроде бы держалась мужественно, но, может быть, это от подростковой наивности, равнодушия, подумалось Алеше.

Шадров не хотел его отпускать, через три дня чемпионат мира, а Алеша, по мнению тренера, подошел к пику своей формы в этом году. Сильнее Лазарева в сборной сейчас не было гонщика. Шадров понимал, что малейшее нарушение режима выбьет Алешу из колеи. Лазарев настойчиво упрашивал тренера отпустить на часик домой, и Шадров наконец сдался, но долго напутствовал, угрожал, что не допустит к старту в чемпионате, если в десять вечера его не будет на месте, в подмосковном спортлагере, где сборная проводила последние тренировки.

В квартире родителей сильно пахло валерьянкой, стояла тревожная тишина. Глаза у матери – красные, отец хмурый, молчаливый, растерянный. Наташа какая-то строгая, сдержанная, сильно повзрослевшая. Алеша понял, что не прав был, когда подумал, что она не понимает всей глубины горя, навалившегося на сестру. Видно, она оказалась самой крепкой в семье. Галя навстречу брату не вышла. Говорили в коридоре вполголоса. Алеша подумал, что это горе так придавило родителей, но потом узнал, что не только это было причиной: Галя заснула, и ее не хотели тревожить.