Пьесы - Афанасий Дмитриевич Салынский

В а р ф о л о м е е в и ч (раздумчиво). Может быть, это от близорукости, но мне очень часто кажется, что вокруг не хватает света.

Ш и ш л о в. Вы все время возитесь со всякими светильниками… Но дело не в близорукости… Уж поверьте, я знаю вашу жизнь.

С е р г е й  В а р ф о л о м е е в и ч. Откуда вы ее знаете?

Ш и ш л о в (перехватил тревожный взгляд подошедшей Садофьевой). Живем в одном поселке…

Вокруг Шишлова и Сергея Варфоломеевича собираются люди.

Представляете, как это помогло бы человеку, если б свет солнца — да прямо в душу?

С е р г е й  В а р ф о л о м е е в и ч. Каким образом?

Ш и ш л о в. Ну… тут можно по-всякому… Через какие-нибудь световоды, что ли… А?

С е р г е й  В а р ф о л о м е е в и ч. Любопытно… Идея, прямо скажем, совершенно бредовая! Но если учесть, что вы и людей, как говорят про вас, собираетесь сделать прозрачными… А почему бы и нет? Ха-ха! Возможно, в этом есть смысл. А может, и великий смысл! Именно безумные идеи и оказываются в конце концов истинными. Солнце — в душу каждому… Да за одну мечту я — ваш вечный союзник!

Ш и ш л о в (окрылен поддержкой Сергея Варфоломеевича). Человек всегда будет чувствовать себя весело, приподнято! А не только тогда, когда светит солнце. Аккумуляторы радости обеспечат его и в ночное время.

А л я. А если мне иногда хочется погрустить?

Ш и ш л о в. Грусти испокон веков хватало, а вот радости…

В е р х о р у б. Мне радости хватает и без всяких твоих световодов! Если ж чего такого… тоска, иль беда — чекулдыкну стаканчик самогонки… Это, брат, лучшее средство!

П е р в ы й  м у ж и к. Если уж выдавать радость, так всем — поровну!

Ш и ш л о в. Не бойся, я тебя не обнесу!

Н а с т я. Все-таки удобство, если радость — прямо с неба и сколько захочешь!

А л я. Зачем же оно дареное? Тайна жизни — в счастье… И каждый сам эту тайну разгадать должен.

Появляется  М ч и с л а в с к и й. Он пьян.

М ч и с л а в с к и й. Вы о к-каком таком счастье дискут-ти-ируете?! Вокруг кого собрались!..

С е р г е й  В а р ф о л о м е е в и ч. Виталий Никитович?..

М ч и с л а в с к и й (хватает за руку Шишлова). Подите-ка сюда, негодяй вы р-распоследний…

Ш и ш л о в. Что вам надо?!

М ч и с л а в с к и й. Верните мое счастье! Это вы — можете? Разрушить су-ме-ли… Вторглись в мою жизнь, беспощадно. Кто вас просил?! Я не желаю ничего дур-но-го слушать о мо-ей жене!..

Н а д е ж д а  К л е м е н т ь е в н а. Виталик… умоляю тебя!.. Нельзя же на людях…

М ч и с л а в с к и й. И так все знают! Даже то, что еще не произошло! — все равно знают… Телефонные звонки ваших комитетчиков — это подлость. Так получайте!.. (Бьет Шишлова по щеке.)

Ш и ш л о в. Я, знаете, тоже могу…

М ч и с л а в с к и й. Я — к вашим услугам. Я взял из театрального реквизита и привез две шпаги… И два отличных пистолета, в полной исправности. Оба заряжены.

Н а д е ж д а  К л е м е н т ь е в н а. Виталик!..

М ч и с л а в с к и й. Когда будем драться и на чем? Я готов к дуэли хоть сию минуту.

Ш и ш л о в (ошарашен). Меня — на дуэль?.. Да что вы… Я вам — Пушкин, что ли? Дуэль…

С е р г е й  В а р ф о л о м е е в и ч. Виталий Никитович… пойдемте, дорогой… пойдемте… Вам проспаться не вредно, уверяю вас…

М ч и с л а в с к и й. Отпустите меня! Я должен его проткнуть… или… прострелить его медный лоб!

Н а д е ж д а  К л е м е н т ь е в н а. Боже, где он напился… Держите его, Сергей Варфоломеевич! (Младенцеву.) Да помогите же!

М ч и с л а в с к о г о   уводят.

Ш и ш л о в. Дуэль… Это мне и присниться не могло! (Обращаясь ко всем.) Извините, товарищи. Если отдохнули, то пора и опять за дело. (Буль-Булю.) Буль-Буль, руководи народом.

Б у л ь-Б у л ь. Веселей! (Выходит из зала и решительно увлекает за собой мужиков и баб.)

Н а с т я. Иван, ты, поди, и не завтракал? Да, я заметила, и не обедал… Хочешь есть-то?

Шишлов молчит.

Ты на них не злись и на меня — за мой длинный язык. И не стесняйся. Вроде бы у меня каша осталась, наскребу. (Уходит.)

А л я. Ты хоть какие-нибудь гроши на хлеб зарабатываешь?

Ш и ш л о в (еще переживает обиду). На железнодорожной станции немножко прирабатываю, гружу, когда есть чего грузить.

Появляется  В и к т ю х а, девочка лет двенадцати, одетая в рванье, в потрепанных старых брюках, подвернутых почти до колен, в каком-то мальчишеском пиджаке, лохматая.

В и к т ю х а (остановившись посреди комнаты, поет).

Теперь мой паек не гурманский…

И весь мой безрадостный вид.

Мой папа погиб на германской,

Отец на гражданской убит…

Мой папа погиб на германской,

Отец на гражданской убит…

Ш и ш л о в. Это что еще такое, откуда чудище-то появилось?

В и к т ю х а. Я не чудище, я — Виктюха.

Ш и ш л о в. Витюха?

В и к т ю х а. Нет, Витюха — это был бы мальчик, а я девочка. Виктория я.

Ш и ш л о в. Ого, Виктория… И откуда же ты?

В и к т ю х а. С поезда.

Ш и ш л о в. Почему соблаговолила сойти на нашей маленькой станции? У тебя здесь какая-нибудь родня?

В и к т ю х а. Никого у меня на всем белом свете нету.

Ш и ш л о в (слегка передразнивая). Мой папа погиб на германской, отец на гражданской убит?..

В и к т ю х а (осторожно). Здесь детский дом есть?

Ш и ш л о в. Нет.

В и к т ю х а. Хорошо! Я уже из двух сбежала.

Ш и ш л о в. Волю, значит, любишь?

В и к т ю х а. Дразнили меня — вот я и бегала.

Ш и ш л о в. А как дразнили?

В и к т ю х а. Генеральской дочкой.

Ш и ш л о в. Почему же тебя так дразнили?

В и к т ю х а. Потому что это правда. Мой отец был генералом. Потом куда-то пропал, еще когда я была маленькой, года три назад. Пропал, и все. Может, убили. Мама умерла от тифа.

С а д о ф ь е в а (подошла). Зачем же ты признавалась, что ты генеральская дочка? Сама виновата.

В и к т ю х а. Но я не могла скрывать. Это было бы оскорбительно для папы. Он меня любил.

Ш и ш л о в (посуровел). Вот ты какая, Виктория…

А л я. Ладно, Иван, генералы белые пропали, а дети — они еще цвета не имеют.

Входит  Н а с т я  с миской в руках.

Н а с т я. Вот, держи ложку, миску. Без масла каша, да все одно каша.

Ш и ш л о в. Спасибо. (Начал было есть, заметил голодный взгляд Виктюхи.) Настя, принеси-ка еще ложку.

Н а с т я. Принесу. Ты вот что, Иван Лукьянович… Постращай поселковых лавочников. Стали драть втридорога! Не хватает денег — в долговую тетрадку записывают. Теперь почти все, кто победней, у них в долгу. (Выходит.)

Ш и ш л о в (громко зовет). Тихон! Буль-Буль!

Входит  Б у л ь-Б у л ь.

Позови сюда лавочников, торговцев. И пусть они прихватят с собою долговые тетради.

Б у л ь-Б у л ь  уходит. Н а с т я  возвращается с ложкой. Шишлов отдает ложку Виктюхе.

В и к т ю х а. Мерси.

Ш и ш л о в. После будет мерси! Давай-ка, наяривай вместе со мной.

Шишлов и Виктюха из одной миски едят кашу.

В и к т ю х а (быстро прожевывая кашу). А ты здесь кто?

Ш и ш л о в. Я? Вождь.

В и к т ю х а. Вождь? Тогда почему же ты такой голодный?

Ш и ш л о в. Когда вождь сытый, тогда он уже не вождь. Еще давай, а то я эту миску быстро подчищу! Давай, давай, вот так, за обе щеки! Молодец! (Облизывает ложку.) Можно действовать дальше. Возьми, Настюха. (Отдает Насте миску и ложки.) Теперь надо подумать, как тебе жить, Виктюха. Ты хочешь здесь остаться или дальше поедешь?

В и к т ю х а. Остаться.

Ш и ш л о в.