Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

в шелковых чулочках и в автомобиле — она только промелькнет мимо вас. У моего хозяина есть автомобиль, и стоит мне сказать «да» или просто мигнуть — я поеду в этом автомобиле на прогулку, а потом уж вся моя жизнь превратится в изумительную прогулку — с музыкой, вином, автомобилем, драгоценностями, красивыми людьми, смехом, кушаньями и танцами. У моего хозяина есть автомобиль, есть автомобиль, автомобиль…

Г а л д а ч к а (испуганно). Господь с тобой, Герминка… не собираешься же ты…

Г е р м и н а (грубо). Вы не поняли? Все, что вам сейчас подумалось, все, чего вы так испугались, — я все сделаю, потому что я — Гермина, которую уже не удастся отогнать, которая тоже хочет когда-нибудь пожить, которой вы подали мысль и надежду, что вот так — в достатке, роскоши и наслаждении — она могла бы жить… и у которой ничего нет в протянутой ладони.

Г а л д а ч к а (рухнув, зарыдала). Ужас!.. Моя дочь!.. Вот до чего ее одурманил мой ореол. Что делать, что делать! Моя во всем вина, и случится то, что должно случиться. И все же я еще надеялась!..

Стук в дверь — раз, другой, третий.

(Поднимается на ноги.) Это он!.. Корчак!

Г е р м и н а. Корчак?.. Что ему еще нужно?

Г а л д а ч к а. Услышишь, услышишь. Чтобы ты наплевала на отца. Чтобы обманула мир. Чтобы устраивала гешефты из смерти отца и лгала, лгала, лгала — бесстыдно лгала и брала деньги и поделилась веревкой своего отца, который забыл про расчет… Нет, я не могу при этом присутствовать… (С трудом плетется в сторону комнаты.) Не хочу при этом присутствовать. Поговори с ним, но моего согласия не добьешься. Ты услышишь, услышишь, как этот мир зовет тебя.

Г е р м и н а. Войдите.

Входит  К о р ч а к.

Г а л д а ч к а. Дай тебе бог счастья, Гермина, и не умножай позор нашего рода. (Уходит налево.)

К о р ч а к (услышав последние слова). Не надо никаких громких слов, пани Галдакова. И никаких сентиментальностей. (Гермине.) Верно, уговаривала вас, чтоб вы меня не слушались. Я это знал. А ведь обещала! Ко всем чертям, обещала, что не станет вам мешать и уговаривать вас.

Г е р м и н а. Ну, хватит. Что вы пришли мне предложить?

К о р ч а к. Послушайте, барышня Герминка. Вы человек трезвый, умный, умеете рассчитывать и присматриваться. Не слушайте мать. Она очень мягкосердечна и из-за слез ничего не видит. Из-за пустых слез… Послушайте меня. Бели мы не можем иметь все, можем иметь половину, а половина лучше, чем ничего. Это мое честное предложение.

Г е р м и н а. Но каким образом?

К о р ч а к. Вот видите. Так оно со старыми людьми бывает. Хныкала, мешала вам, умоляла в слезах — я так и слышу ее, — а толком ничего не объяснила, не растолковала, не обдумала, не обсудила. Придется это сделать вам, и лишь потом скажите, есть в этом какой обман и бог весть что или нет.

Г е р м и н а. Мама плакала, а я должна обдумать. Без жалоб и слез. (Живо.) Я уже многое обдумала без жалоб и слез, пан Корчак.

К о р ч а к. Ежели вы обдумали, так послушайте меня, ко всем чертям… Так… Рах забрал у вас веревку. Ну, хорошо… Но у Раха веревку никто не купит.

Г е р м и н а (заинтересованно). Почему — не купит?

К о р ч а к. Как же, — говорят. Веревочник хочет продавать нам веревку удавленника. Ну да, ну да! У веревочника веревок много… Прежде ему самому следует на одной повеситься… Так говорят умные покупатели. Хе-хе!.. (Торжествующе.) Рах взял веревку, Рах имеет веревку, а она сгниет у него в магазине. Без вас она у него сгниет.

Г е р м и н а. Продолжайте. А что — мы?

К о р ч а к. У Раха есть веревка, и больше ничего. Хе-хе! У вас есть удавленник и покупатели, а веревки нет. Так объединимся?

Г е р м и н а. Рах и компания.

К о р ч а к. Рах и Гермина Галдакова, ко всем чертям. Нет! Вот как: Гермина Галдакова и компания.

Г е р м и н а (задумчиво). И тогда, возможно, мне не пришлось бы… все-таки мне не пришлось бы жить в страхе и унижении. И тогда я, возможно, и не… с этим хозяином…

К о р ч а к (поспешно). Гермина Галдакова и компания… Компания, связанная с веревкой, чтоб она не сгнила без пользы. А я постараюсь, ко всем чертям, постараюсь, как никогда в жизни. Будет двадцать… я говорю, двадцать тысяч, если я приложу все силы и поищу самых благородных заказчиков. Десять вам, и десять Раху… а мне — всего десять процентов, и ни на йоту больше. Ради вас, Герминка, ни на волос больше — и ради будущего.

Г е р м и н а (сама с собой). А может, это спасет нас от самого худшего, и, может, я все же буду похожа на барышню из хорошей семьи. И тогда со мной станут обходиться иначе, а я уж позабочусь о том, чтобы подняться выше… И мама, мама тоже поднялась бы выше и стала бы не прачкой, а матерью барышни Гермины из хорошей семьи… и… и…

К о р ч а к (поспешно). Вот-вот, верно, верно. В том-то и дело, ко всем чертям. Обдумать все хорошенько — и сделка готова. Ну, идет?.. Ко всем… известное дело, идет, а теперь живо давайте сюда мать, пусть слышит, пусть образумится, а если вы душевно с ней поговорите, она образумится. Нужно, чтобы она образумилась… К чему эта болтовня, которой она занимается, и эти слезы, и эти жалобы. Какой обман, какое надувательство, и позор, и ложь?! Так она нам, ко всем чертям, всю торговлю испортит… Ну, давайте. Пани Галдакова! (Бежит влево.) Пани…

Г е р м и н а (задумчиво). Ореол… Пятнадцать… двадцать тысяч… автомобиль… шлюха…

К о р ч а к (выбегая из комнаты). Господи Иисусе!.. Барышня, барышня… Гляньте… там… там… она повесилась!..

Г е р м и н а (с минуту стоит в оцепенении, потом вскрикивает, не в силах сдвинуться с места). Мамочка!..

Минута ужаса.

К о р ч а к (бормочет, в страшном замешательстве). Но я не знаю… Как это можно, ко всем… странно… Ну, идите, идите, Герминка, к своей матери…

Г е р м и н а (с трудом тащится к двери, падает около нее). Не могу, Корчак… бегите к ней, спасите мою мать…

К о р ч а к. Ну, ну. (Приходя в себя.) Только спокойно… (Поднимает Гермину.) Повесился отец, повесилась мать. Тяжело это… Верно… Вы сирота, маленькая сиротка… Ну, пойдемте, положим маму и позвоним в полицию. Это нужно сделать.

Г е р м и н а. Нет, нет! Идите, идите, богом вас молю, один. Разбудите, ее, воскресите ее!..

К о р ч а к, пожав плечами, уходит в комнату.

(Шепчет.) Мама, мама, что вы наделали?.. «Не умножай позора нашего рода»…

К о р ч а к (выходит с бумагой в руке). Конец… Все кончено. (Качает головой.) Ну и ну! Посмотрите!.. Вот что она пришпилила на грудь… Там, где сердце… Сальдированный счет… Полтора метра веревки номер три. Оплачено с благодарностью двадцать четвертого марта тысяча девятьсот двадцать девятого года. Якуб Рах, веревочник. (Трет себе лоб.)