Собрание произведений в 2 томах. Том II (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон

Это единственное сооружение на пустыре, за которым стройки. В сарае зачем-то запертые собаки. Одну видно, когда она тычется в решётку, что у самой земли. Второе окошко наверху. Сарай небольшой. Она идёт к сараю и кормит ветчиной собак. Пьёт прямо из бутылки шампанское. Шампанское льётся из бутылки на землю, когда она что-то, заводясь, говорит. Ветер откидывает пену на куртку-шубу, вызывая веселье. Она говорит с собаками, кормя их. Говорит со спутником. Потом они (его не видно) идут по дороге, и она снова пьёт из бутылки и много проливает на землю. Всё это весело. Редкие прохожие и окна транспорта. Предположим, это один эпизод, от которого можно тут же уйти в совершенно или несовершенно другой вариант. Здесь же можно, в другом эпизоде, снимать её голую в движении. (Как я хотел, чтобы в любом фильме, где одежда не несёт особых ударений, герои были бы наги. И для пародии хорошо, и так.) Я бы её провоцировал на самые ценные диалоги.

Водоём постоянно общается с небом.

Альтшулер сказал, что великий обман в том, что мы видим счастье, и оно заставляет нас продолжаться, т. е. продолжать несчастья. Потом мы говорили, что он в любом другом быте создал бы себе тот, который есть, даже при любом максимуме свободы, потому что ничего не зависит ни от обстоятельств, ни от, казалось бы, желаний: каждый создаёт ему предназначенный быт.

29 апр.

Человек строит только леса, но никогда не достроит даже их. Вера в Бога — радость, дар, данный избранным как гений. Вера — не только просьба.

Карлик играет на саксофоне — фильм, живопись, стихи, тема.

Всадники. Всадники на девушках. Всадники…

Провалился на стул.

Контрабасист самовлюблён: слушает только свой инструмент, а рука на грифе выше головы, сюрреально высовывается из-за неё. У трубача вместо лица — труба, а в голову воткнута рукоять контрабаса. Хлебников лишил меня возможности о многом говорить, потому что сказал так, что об этих вещах можно сказать только так же.

Игры на лыжах.

Сам шумит, создавая общую тишину. Кунстман пересвистал всех певчих тварей. Он держал флейту, как принято — скрипку.

Кадр — шторка, тот же или его продолжение (основа та же), кадр — шторка, кадр — шторка, только несколько кадров, а не один щелчок и — шторка. Раз, два, четыре, восемь — шторка. Вот так. Не мельтешение.

Кунстман пил из саксофона, поэтому была музыка.

Если мне удастся снять фильм, как играет Кунстман, то в этом фильме может быть и вариант с Львом Григорьевичем Левиным, парализованным толстым евреем-профессором, сидящим на уличной табуретке. И могут быть шеи сидящих в зале, шеи и затылки.

У Моцарта был комплекс неполноценности — из-за своей музыки.

〈1968〉

296

Не пустой, не совсем пустой магазин цветов, стены которого — длинные зеркала. Одинокая пара, одинокая пара, одинокая пара, одинокая пара выбирает цветы: цикламены, гвоздики (я не помню, какие вы любите, но и те) — где розы мои? Где фиалки мои? Где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой… где розы мои? Где фиалки мои? Где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Вот фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой.

Из дверей магазина цветов выходят люди с гвоздиками, цикламенами (я не помню, какие вы любите, но и с теми). (Можно для верности заглянуть через стекло витрины вглубь помещения, где всё ещё бродит одна-единственная пара, выбирая цветы.) Люди выходят из дверей магазина и смешиваются с общей толпой: где розы мои? Где фиалки мои? Где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой.

Идут люди. Приближаются, размываются внефокусом, проходят. Идут люди. Приближаются, размываются внефокусом, проходят. Стоп. Один из них. Улица снялась со стоп-кадра, но внимание не на всей толпе, а только на том человеке, который был замечен. Следим, следим и… отпускаем. Новый заход с прежней точки — провожается другой человек. Затем ещё один. Ещё один. Звуковой фон — гомон многолюдного места: шарканье, шуршание, обрывки речи. (Можно быстро приблизиться к какой-либо беседующей паре или группе, услышать, о чём они говорят, и — забыть о них. Можно услышать диалог в том виде, в каком он происходит, а можно и пустить его на большой скорости, чтобы люди заговорили по-птичьи. Можно всем говорящим вместо их внешнего диалога подложить истинный: где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой, — так что все будут произносить только эти стихи.)

Жуткий звук. Он — и всё замерло. Медленно, рывками (через частые стоп-кадры) поворачиваются лица: на тротуаре человек лежит. (Это может быть истинный случай, но и не исключена провокация.) Суета вокруг лежащего, данная синхронно, как и всё, что будет происходить в фильме.

〈Лето 1969〉

297. Испытание Мамоной

полусовременная повесть № 1

Ночью казалось заманчивым написать её, хотя писать романы всё равно что служить в офисе, а тем паче зарубежные романы — что может быть глупее (и заготовленного синтаксиса). Но если бы кто-нибудь записал как монтажные листы фильма подробное бытие моё, то могла бы получиться литература. Однако жизнь скорее её фиксации: «за мёртвыми не угонишься». Кроме того, всё написанное не сейчас уже ложь: завтра я бы такого и так не написал, но мне нравится подчиняться дереву, поэтической строке, настроению жены, желанию спать и пр. А писатель — нет: он должен блюсти героя, впрочем, сейчас всё позволено, но в том-то и дело, что я хочу записать традиционную повесть, какую часто публикуют писатели мало сказать средней руки. Жалко, что я забыл, с чего я хотел начать, хотя начать можно с чего угодно, только чтоб осталось место для письма. Но писать мне совершенно нет охоты: я графоман, который не любит долго писать, а роман требует подробностей, длины, там всё дело в распространённости, в затягивании.

〈Вторая половина 1969?〉

298. Прямая речь

«На острие копья замешан мой хлеб», — сказал Архилох.

«Скучно на этом свете, господа», — сказал Гоголь.

«Дико хочу что-нибудь в желудок», — сказал Мельц.

«Я жить хочу», — сказал Пушкин.

«Со мной случился „Бобок“», — сказал Михнов-Войтенко.

«Творчество или торчество», — сказал Галецкий.

«Хорошо, что мы видимся только для любви», — сказал дядя.

«Блаженны нищие духом», — сказал Иисус Христос.

«Видишь, каким стилистическим оборотам