Драматургия ГДР - Фридрих Вольф

К а л у з а. Знаешь что? Иди ты к чертовой матери со своей брехней! (Ставит щелкунчика на стол и отходит.)

Семья Флинц, смеясь, садится за стол. Вновь начинает играть музыка.

К а р л (смеясь). Первый класс, мать. Теперь если он тебя увидит, то даст такого крюку…

Все смеются.

А н т о н. А мне охота потрудиться по возможности над краюшкой хлеба.

Ф р а у  Ф л и н ц. Теперь мы позволим себе и по кружке пива.

Г о т л и б. Ага.

Й о з е ф (серьезно). Мама, я еду в Лойну.

Оглушительный смех.

Мне не до смеха.

Ф р а у  Ф л и н ц. Йозеф!

Й о з е ф. Ты права, мама. Сижу я изо дня в день в душной комнате. И что делаю? Щелкунчиков. И просижу так до конца дней своих. Да, мне хочется живой работы. Я за то, чтобы каждый сам становился человеком. Вот так-то. Ну, будьте здоровы. Не печалься, мать. Это ведь ты меня вразумила. Увидите Йозефа либо в лимузине «покобелло», либо в раю. (Выбегает.)

Доносится его крик: «Подождите!» Затем звук отъезжающего грузовика. Вся семья оцепенела. Музыка как в начале картины.

4. ИБО НЕ ВЕДАЮТ, ЧТО ТВОРЯТ

Сборочный цех у товарной станции. Он отремонтирован. Здесь устроено общежитие. Его  о б и т а т е л и, в том числе несколько переселенцев, сидят на импровизированных стульях и скамьях. Среди них  Ф р и ц  В а й л е р  с огромным радиоприемником.

В а й л е р. Вечер, посвященный открытию первого общежития переселенцев, объявляю открытым. Повестка дня. Пункт первый: художественное вступление — Чайковский, увертюра «1812 год». Моя собственная, привез из СССР. Пункт второй: вступительное слово. Пункт третий: провозглашение начала строительства социализма. Слово будет предоставлено нашему обербургомистру, члену Социал-демократической партии Германии.

П о ж и л о й  м у ж ч и н а (вскакивая). Что?

Переселенцы аплодируют. Вайлер ставит пластинку. Под сводами цеха звучит увертюра Чайковского «1812 год».

П о ж и л о й  м у ж ч и н а (подзывает Вайлера). Товарищ Вайлер, я выступать не стану, этому я не обучался. Это вы отстроили цех для жилья, вам и выступать. Только не мне, я не умею. Ну, ладно там, Первое мая, день рождения Бебеля — я согласен, тут любому известно, что говорить, ничего не надо придумывать. Но в такой день, на открытии… Не знаешь как начать: «Товарищи» — это не всем подходит, а сказать «граждане» у меня язык не повернется.

В а й л е р. Тогда ты не имеешь права называться бургомистром.

П о ж и л о й  м у ж ч и н а. Я обербургомистр.

В а й л е р. Тем более. Но согласись — именно как обербургомистр ты должен уметь в нужный момент произнести речь.

Э л ь с т е р м а н (вытаскивая из кармана бумажку). Вот пригласительный билет. Что в нем значится? «Гость». О выступлении ни слова.

В а й л е р. Но на открытиях принято произносить речи. Это же ясно, как божий день.

Э л ь с т е р м а н. Тогда выступай ты. Ты — КПГ.

В а й л е р. А ты — глава города. И за тебя голосовали СДПГ, КПГ, ХДС и ЛНП.

Э л ь с т е р м а н. Единогласно.

В а й л е р (достает сигарету). Закури фабричную. Вчера обменял на чемодан. А главное — скажи об этой женщине.

Э л ь с т е р м а н. О какой еще женщине?

В а й л е р. Она живет не здесь, я ее пригласил. В сорок пятом, когда буржуазия забаррикадировала двери, эта женщина заявила: они не хотят нас пускать? Ладно, позаботимся о себе сами. Мы отправились сюда и отстроили жилье. Во всяком деле важна инициатива. А инициатива исходила от нее.

Э л ь с т е р м а н. Инициатива?

В а й л е р. Она из деревни. Муж с политическим прошлым. Пятеро сорванцов на шее. Пассионария. Конечно, она этого о себе не думает. Но я ее впряг в нашу телегу, а за ней потянутся и другие. Завтра утром, ровно в восемь я являюсь к Паулю Бартлингу и объявляю, что мы развернули социалистическое строительство. А я снова могу идти в слесаря. Так-то. А ты собираешься подложить мне свинью, отказываешься выступать: «Я этому не обучался!»

Э л ь с т е р м а н (к публике, под музыку). Выходит, что я, Рихард Эльстерман, по профессии токарь, должен уметь произносить речи. А откуда мне уметь? Этому я не обучался. В концлагере меня научили не с речами выступать, а помалкивать, чего бы это ни стоило. И вдруг мне говорят, что с сегодняшнего дня я не токарь, а обербургомистр и должен восстанавливать предприятия. Откуда мне знать, как это делается? Во время забастовок я учился останавливать фабрики, а не восстанавливать их. Но мы взялись за дело и восстановили. Мы знали, что многое недоделано и некоторые начнут придираться, но ведь пришлось начинать все сначала и делать в тысячу раз лучше прежнего. Над этим стоит поразмыслить. (Взбирается на груду металлического лома.)

Переселенцы аплодируют.

Эльстерман, Рихард, обербугомистр. (Большая пауза.) Граждане жильцы! Там, где вы сейчас живете, когда-то было полно станков. На них делали бомбардировщики. Каждое движение руки несло смерть. Станков нет. Разбомбили. Теперь здесь живут люди. И это прогресс. Цех войны вы превратили в цех мира. Сами, своими руками. Что важнее всего для человека сегодня? Многие этого не знают. Самое важное — это…

Ф р а у  Ф л и н ц (соседу, тихо). Трудовая книжка.

Пораженный Эльстерман умолкает.

Г а м п е. Тихо. Потом поговорите.

Э л ь с т е р м а н (продолжает). …это инициатива. Инициатива. И та, от кого она исходила…

Х и н т е р л е х н е р (сидящий рядом с фрау Флинц). Марта, а почему трудовая книжка? У меня ее нет.

Ф р а у  Ф л и н ц. Тихо, Эд, ты портишь весь праздник.

Х и н т е р л е х н е р. Но ведь я работал здесь, на стройке общежития.

Г а м п е. Тихо!

Э л ь с т е р м а н. Что-нибудь непонятно?

Х и н т е р л е х н е р. У меня нет трудовой книжки.

Ф р а у  Ф л и н ц. Да тише ты, Эд. Ведь господин обербургомистр разъяснил, что это фабрика. А если на фабрике люди не работают, а живут — это прогресс.

Э л ь с т е р м а н (возмущенно). Что я сказал?

Ф р а у  Ф л и н ц. Что на земле будет мир, если все фабрики постепенно перестроить под общежития. Эта — только начало.

Э л ь с т е р м а н. Женщина, побойся бога. На фабриках надо работать.

Ф р а у  Ф л и н ц. Пока не выкинут все станки. А потом жить. (Эду.) А для жилья трудовой книжки не надо.

Г а м п е (резко). Кончай дурацкую болтовню. Сама не строила, а людей с толку сбиваешь. Ты ее не слушай, Эд. Мы работали, а теперь хотим это отпраздновать.

Ф р а у  Ф л и н ц (Хинтерлехнеру). Вот оно как.

Наступает тишина.

Э л ь с т е р м а н. Вот поэтому я и говорю. (К фрау Флинц.) Гражданочка, вы не должны из моих высказываний делать вывод, будто фабрики надо превратить в общежития. Это же не так.

Ф р а у  Ф л и н ц. Господин обербургомистр, вы только что произнесли прекрасную речь. И порадовались, что у нас теперь наступил полный покой.

Смех.

Э л ь с т е р м а н. Я сказал, что у нас теперь цех мира.

Ф р а у  Ф л и н ц. Ну да. Вроде как «почивайте с миром», дорогие граждане.

Смех.

В а й л е р. Спасибо нашему обербургомистру за торжественную речь.

Аплодисменты. Особенно рьяно аплодирует фрау Флинц. Эльстерман