«Блудный сын» и другие пьесы - Андрей Хинг

Т е щ а. Родственники жены тебе не родня.

З а л о к а р. Почему же вы остались в моем доме?

Т е щ а. На память. Чтобы сделать тебе приятное.

З а л о к а р. Я не из тех, кто любит оставлять вещи на память. Ну, уж раз я заговорил, договорю до конца. Началась война. Потом пошел социализм и все такое прочее. Раз десять меня швыряло мордой о землю, а я все равно поднимался.

Т е щ а. Да, ты всегда брался за то, что окупалось. Причем окупалось очень быстро. Отошли роскошные спальни, ты стал мастерить стандартные наборы, стенки, деревянную галантерею, гарнитуры. Всегда находились какие-то прорехи, и ты их затыкал. Без умного ремесленника экономика не может идти вперед. Потом вот перешел на пластик.

З а л о к а р. Сейчас я накопил больше, чем мне нужно. Ни себя не обидел, ни других. Что бы там ни говорили, а я многих соседей из дерьма вытащил. Вот, у Перца и у Лукара теперь свой автосервис. А с чего они начали? Брали у меня в кредит. Дела у них идут — лучше не надо. Им прибыль — и мне прибыль. А Кланьшеков кирпичный завод?! Знаете, сколько можно заработать на кирпиче, когда кругом все строят? На одних только фундаментах…

Т е щ а. Не знаю. Это ты у нас все знаешь… А когда он приедет?.. Когда приедет братец? И где будет ночевать?

З а л о к а р. Завтра приедет. Ночевать будет в новом доме. Я велел приготовить комнату.

Т е щ а. Но ведь он родился в этом доме.

З а л о к а р. Я тоже.

Пауза. Откуда-то справа доносится мужской голос, напевающий песенку, женский смех и визг.

Вот и наш бездельник. Пожаловал наконец.

Т е щ а. Ну, сейчас начнется!

Справа появляется  Я н е. Вид у него придурковатый: лет ему немало, а одет, как мальчишка, в джинсы и тому подобное. Потный, взъерошенный, в той стадии опьянения, когда у человека за спиной вырастают крылья, а все вокруг излучает свет. За ним бегут  д е в у ш к и — те самые, что вносили цветы в новый дом, — и хохочут над его шутками.

Я н е (приподнимается на носки, рычит). Р-р! Вороны чертовы! Доберусь до вас, когда очередь дойдет! А ну, за работу, готовьте новоселье, даром, что ли, мы вас наняли, чтоб вам пусто было! Марш!

Девушки со смехом убегают.

(Поворачивается к Теще и Залокару, театрально разводит руки, со вздохом.) Что поделаешь, дождь! Хотя, в общем, все в порядке.

З а л о к а р. Ничего себе в порядке! Три дня шатаешься неизвестно где!

Я н е. О мадонна! Неужели три дня? Дождик…

З а л о к а р. Да уж солнышко светит! Позавчера и вправду шел дождь. Когда ты задурил.

Я н е.

Ветер воет, дождь идет…

А меня все бранят,

Мне гулять не велят…

З а л о к а р. Такого дурня, как ты, на двадцати километров в округе не сыщешь.

Я н е (Теще, театрально заламывая руки и всхлипывая). Ба-бу-шка! Ну не разрешай ему так со мной обращаться!

Т е щ а (забавляясь). Вот болван! Никакая я тебе не бабушка. Ты — залокаровское отродье!

Я н е. Я — сирота! Никто меня не любит. Мое сердце разбито. А нашего хозяина пронзил лазерный луч прошлого. (Декламирует.)

Ах, бедный учитель все причитал:

Кто бы тоску мою разогнал?

Т е щ а. Тоску вином разгоняют, дурачок!

Я н е. Нет, бабушка! Потом еще хуже становится!

Т е щ а. Мя-ау! А вдруг наш котенок завтра тигром станет!

Я н е.

Я устал, и ноги не идут.

Я хочу забыться и заснуть.

З а л о к а р. Довольно дурака валять! Убирайся спать.

Я н е (Теще). Смотри-ка, а ведь мы с тобой теперь одни-одинешеньки в этом дивном старом доме. Можем отдыхать. Спать.

Теща подходит к стене, к которой прислонены несколько застекленных фотографий, повернутых к зрителю оборотной стороной. Переворачивает одну из них. Это портрет женщины лет тридцати.

Т е щ а. Она тоже останется с нами. Он не хочет брать ее в новый дом.

Я н е. Чао, тетя! Не беспокойся, мы тебя сохраним. The Lady’s not for Burning![22] А вот портрета моей матери здесь нет.

З а л о к а р. Твоя мать — это моя сестра. Она была тихая — такая же тихоня, как ты крикун. Хотя — в тихом омуте черти водятся. Нам не удалось из нее вытянуть, кто был твой отец, — хоть ты ее режь. А когда нашу тихоню, так сказать, черт прибрал, она тебя подбросила нам, чтобы мы тут не скучали. С тобой, и верно, не соскучишься, грех жаловаться. Мы хотели, чтобы из тебя вышел толк. Напрасно трудились! Все впустую. Ни работы, ни учебы — ничего из тебя путного не вышло. Кормлю тебя, а в честь чего — не знаю. Я всегда умел избавляться от ненужных вещей, а вот ты в меня вцепился — и держишься! Как посмотрю на твои белые ручки, да на желтый клюв, да на бесстыдную твою кривую рожу — прямо красный туман глаза застилает!

Я н е. Дядя, дядя! Какие краски! Вот уж поистине — народная песня! Те же слова… Хотя нет — слова другие, а правда та же!

Т е щ а. Ну-ка, выдай ему!

Я н е. Белые ручки! Желтый клюв! Красный туман! Ой-ой-ой!

З а л о к а р. Ну, погоди… На лампочке тебя вздерну!

Я н е.

Что такое красное? — Это кровь.

Что такое белое? — Это саван смертный.

Что такое желтое? — Это травка зеленая

На твоей могилке жухнет, дядюшка мой дорогой!

З а л о к а р. Да ты раньше меня помрешь!

Я н е. Не злись! Так, попритчилось. (Напевает траурный марш.) Представляешь, за твоим гробом будет шествовать пожарный оркестр. Там-тра-та-там… Медленно, торжественно…

З а л о к а р. А за твоим гробом поплетутся разве что трое пьянчужек, да и то если денег на выпивку не соберут! Больше некому.

Т е щ а. Ну, нет! Я пойду! Не дай бог, конечно. Стане, да ведь между вами тридцать лет разницы!

З а л о к а р. Только я по ночам сплю, не верчусь на постели, и кости у меня не ломит. (Открывает рот и постукивает себя по зубам.) И зубы крепко сидят. И все прочее действует безотказно.

Т е щ а. О, как ты боишься смерти! Я чую!

З а л о к а р. Нет, не очень! Время у меня еще есть. Сколько себя помню, время всегда работало на меня.

Т е щ а. Ему это могло и надоесть!

Я н е. В новом доме — новая жизнь. Теперь дела пошли веселые! Когда-то императоры и прочие господа загодя строили себе мавзолеи. Было известно, кто наследник. И поминальные сосуды загодя выставлялись.

З а л о к а р. У вас есть свой угол в этом доме. Не будь меня, вы оба оказались бы на улице. Но предупреждаю — последнее слово еще не сказано!

Т е щ а. Бедный