Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

одно, через год — другое, и орел прилип окончательно… (Обращаясь к Вилли.) Не притворяйтесь, будто вы так проницательны, что заранее обо всем догадываетесь…

Вилли пожимает плечами.

И оставьте эти ваши ужимки…

Р о ш к о т (смотрит на одну из фотографий, развешанных по стене). Это и есть…

С л а в к а. Та самая клейкая бумага. Моя мама. Мила, не правда ли?

Р о ш к о т. Очень милая дама.

С л а в к а. Она заслуживает, чтобы вы сказали о ней больше.

Р о ш к о т (смеется). Дайте срок.

С л а в к а. Не дам. Взгляните немного правее. Все семейство. Орел и обе клейкие бумажки.

Р о ш к о т (тронут). Боже, в самом деле, Гонзик…

С л а в к а. А вот эта кроха, от земли два вершка, — я.

Вилли тоже хочет взглянуть на фотографию, но Славка заступает ему дорогу, делая предостерегающее движение.

Р о ш к о т. Смотрю я на эту егозу, и вот что мне хочется сказать…

С л а в к а. Ничего не говорите. Слушайте дальше.

Р о ш к о т (смеется). Чем дольше я вас слушаю и смотрю на вас, тем меньше опасаюсь вашей истории.

С л а в к а (с простодушным изумлением). Вы и вправду думаете, что в ней нет ничего стр-р-рашного?

Рошкот, смеясь, качает головой.

Тогда представьте, что орлу пришлось стать писарем у адвоката…

Р о ш к о т (поспешно). До меня доходили слухи. Я послал несколько писем, но не получил ответа…

С л а в к а. По вполне понятной причине… Орлу и впрямь пришлось туго, он даже начал кашлять… Теперь взгляните еще раз на мамин портрет. Вы, надеюсь, не сомневаетесь, что это женщина волевая?

Р о ш к о т. Безусловно, глаза излучают энергию и волю.

С л а в к а. Энергия тут, пожалуй, вовсе не в глазах, но не важно. И вот это маленькое, весьма энергичное существо принялось размышлять. Не тратя слов попусту, мама однажды взяла и открыла писчебумажную торговлю. Удивленный папа очутился среди чистеньких коробок, с которых она старательно стирала пыль, чтобы муж не кашлял… (С минуту молчит; смотрит на Рошкота.)

Р о ш к о т. Что же дальше?

С л а в к а. А дальше — ничего. Это все.

Р о ш к о т. Но тут нет ничего страшного, это трогательно, прекрасно…

С л а в к а (удивленно). Неужто это не страшно? Орлиное дерзание молодости — и вдруг…

Р о ш к о т (весело). Теперь я знаю, что найду своего товарища счастливым и довольным…

С л а в к а. Для того ли слетаются после долгой разлуки орлы, чтобы увидеть вместо своих товарищей каплунов, посаженных на откорм.

Р о ш к о т. Ха-ха-ха!

С л а в к а. Смейтесь, смейтесь, я-то знаю — вам не до смеху.

Р о ш к о т (все еще смеясь). Глядя на вас, не скажешь, что инкубатор, в котором вы вылупились, был клеткой для каплунов.

В и л л и (с внезапной поспешностью). Я бы тоже этого не сказал…

С л а в к а (делая вид, что слова Вилли ее задели). Только вашего мнения мне и не хватало… Но не обо мне речь. И вообще… вы оба — ужасные тугодумы. Впрочем, под тем, что на первый взгляд кажется пустяком… скрывается еще кое-какая история… И если, дослушав ее, вы не согласитесь, что она очень грустна…

Р о ш к о т. Ну, звоночек, вызванивай уж все поскорей…

Славка хмурится.

В и л л и (заметив это). Полагаю, отец… не следует называть барышню иначе, чем того требуют приличия… (Сам смущен своим вмешательством.)

Р о ш к о т (удивленно). Ах ты, чертяка эдакий! Да замолчишь ли ты наконец? (Улыбающейся Славке.) А что касается вас, милая барышня…

С л а в к а. Молчок! Оставим это. Лучше послушайте меня… (Украдкой улыбается Вилли; потом становится серьезной.) Да, в ту пору здесь свило гнездо скромное, робкое счастье. Что скромное — так это уж наверняка. Писчебумажная торговля — работа чистая. Мальчики заходят купить солдатиков или рождественские фигурки. Девушке нужна бумага с незабудками в уголке. А за прилавком с превосходством, взрослого ухмыляется в усы мужчина. Но у мамы, когда она бывала в лавке, щемило сердце. Она вспоминала орла! Ее мучили угрызения совести. Из-за нее, по ее вине он опустил крылья. Она хотела все исправить. Ей уже мерещилось, как орел взмывает, парит над землей. Она верила в его звезду. Человек за прилавком незаметно для самого себя был подхвачен потоком событий и вовлечен в общественную деятельность. Вроде бы теперь-то он мог бы выказать свою орлиную хватку! Но по той или по иной причине — а только все усилия закончились лишь длинной вереницей разочарований…

Рошкот хочет что-то сказать.

(Останавливает его жестом и продолжает.) Помню одну из последних маминых попыток. Я была уже достаточно взрослой, чтобы немного понимать происходящее. Попытка, видимо, была решительной и последней. Исподволь отцу начали напоминать о его литературных опытах гимназических лет. Что-то постоянно будило в нем эти воспоминания, они буквально носились в воздухе. Пошли разговоры о романе, ах, разумеется, о романе, и ни о чем другом, и уже заранее предполагалось, что это будет прекрасная книга. Но папа не ударил пальцем о палец. Казалось, он вообще ничего не понимает… Стал избегать нас, удирать на рыбалку. А роман так и не был написан…

Р о ш к о т (давно уже не мог спокойно усидеть на месте и несколько раз обменивался с Вилли многозначительными взглядами). Нет, был!

С л а в к а. Что-что? Роман был написан?

Р о ш к о т. Ха-ха-ха!

В и л л и (показывает Славке длинный нос). Похоже, самый сильный козырь у нас на руках…

С л а в к а (Вилли). Да перестаньте вы… (Рошкоту.) А мы с мамой ничего не знали; он от нас все скрыл!..

Р о ш к о т. Ха-ха-ха, я ведь тоже случайно сунул в это дело свой нос… В Праге, знаете ли, мне приходится немало времени проводить в разных там правлениях и заниматься всякой ерундистикой. Бывал я и в одном издательстве. Как-то раз захожу, а директор — хлоп себя по лбу. Дескать, у них залежалась рукопись, автор которой не дает о себе знать. Казалось бы, что такого? Но тут выяснилась одна деталь. Рукопись была посвящена моему однофамильцу, а название ее напомнило мне что-то очень знакомое. Красивое такое название. (Тычет пальцем в сторону окна.) «Месяц над рекой». Понимаете? «Месяц над рекой». Ха-ха-ха!

С л а в к а (взволнованная и сияющая). Значит, это будет напечатано! Книга выйдет!

Р о ш к о т. То есть… видите ли… (В замешательстве переглядывается с Вилли, которому тоже не по себе.) Я уже говорил об этом Вилли, не правда ли, мальчик? Они… то бишь эти редактора… твердолобые буквоеды. Придиры. Сразу сто возражений. Тут им чего-то не хватает, там, наоборот, чего-то в избытке… Словом… как бы это выразиться…

С л а в к а (строго). Не трудитесь. Я уже поняла.

Р о ш к о т. Ах, милое дитя, вы все воспринимаете слишком трагически. Мы с Гонзиком над всем этим еще посмеемся. Я скажу ему: а знаешь, Гонзик, наш месяц-то оказался на поверку отъявленным лгуном… Понимаете, в его романе было одно местечко…

С л а в к а (взволнована). Перестаньте же. Не говорите об этом так. Ведь… если бы роман не был написан, мы еще