Ирония судьбы, или С легким паром. Комедии для театра - Эмиль Вениаминович Брагинский

голодного. А сам народный жевал бутерброд. Тогда Кирилл, играя голодающего, вырвал у него бутерброд и съел. Оказалось, у народного язва, ему прописано дробное питание. Он разозлился и вкатил Кириллу двойку.

Филимонов. Ты пришли его ко мне, может, я его куда пристрою. (Одинкову.) Вы тут пока расчертите. (Сорокину.) Валерий, помоги мне принести из кухни боржом! (Направляется на кухню.)

Сорокин идет за ним.

(Доверительно,) То, что я скажу, должно остаться между нами.

Сорокин. За кого ты меня принимаешь!

Филимонов. Валерий, мне понравилась женщина!

Сорокин (обрадованно). Коля, это сенсация!

Филимонов. Ты… искушенный… все про это знаешь. (Волнуется.) Я вел себя с ней позорно. Как мне теперь поглядеть ей в глаза?

Сорокин. Есть тысяча вариантов. Кто она?

Филимонов (быстро). Ты ее не знаешь.

Сорокин (иронично смотрит на друга). Ты, Коля, в этих делах ученик первого класса, а я академик. Когда мужчина публично отрекается от женщины, говоря, что он с нею незнаком…

Филимонов (перебивая). Это не она.

Сорокин (не обращая внимания на его слова). Ну, если бы речь шла о цивилизованной женщине, следовало бы, конечно, долго топтать себя ногами и разводить черемуху.

Филимонов. Дарить цветы?

Сорокин. Цветы только часть большой черемухи! Черемуха — сложный комплекс. Женщина клюет на внимание, клюет на обхождение, клюет на интерес к ее делам, на умение слушать. Какую бы чушь она ни несла, ты делаешь вид, что тебе безумно интересно. Женщина клюет на комплименты..

Филимонов. На мормышку, на мотыля.

Сорокин. Не остри, дебютант! Важно свое чувство обернуть в целлофан и перевязать шелковой ленточкой для элегантности, понял?

Филимонов. Нет.

Сорокин. Лопух! Надо вести с ней интеллектуальные беседы. Ты, например, можешь шпарить про архитектуру. Но главное в черемухе — лирика, атмосфера! Но к Лиде все это касательства не имеет. Тут нужно по-простому. С ней путался весь Комитет.

Филимонов (вспылив). Что ты болтаешь?!

Сорокин. Лично у меня она давно на заметке, но никак не доходят руки.

Филимонов бросается бить Сорокина.

Филимонов. Пошляк, паршивец!

Сорокин (весело отбиваясь). А говорил — не Лида!

Филимонов. «Руки не доходят»! Я тебе покажу руки! Все ты про нее врешь!

Сорокин. Коля, ты, оказывается, ревнив, замечательно! Ты становишься человеком.

Филимонов. Только никому об этом не говори!

Сорокин. Говорить не буду, но анонимку накатаю!

Затемнение

Картина вторая

Квартира Филимонова. Следующий вечер. Филимонов занят важным делом — создает в квартире атмосферу черемухи. Пусть режиссер сам подскажет Филимонову «черемуховые» детали, исходя из своего личного опыта. Если режиссер женщина, пусть спросит у мужа.

Звонок в дверь.

Филимонов быстро зажигает свечи, включает музыку и бежит открывать.

В дверях — Лида.

Лида (вместо приветствия). Как вам не стыдно пользоваться служебным положением!

Филимонов. Служебное положение существует именно для того, чтоб им пользоваться.

Лида. Что вы там намололи главврачу? Она впервые была со мной любезна, хоть я упиралась и не хотела к вам идти.

Филимонов. Я молол только хорошее, утверждал, что вы лучшая медицинская сестра в мире и что никому другому живым не дамся. Я же специально на работу не вышел, чтобы вы ко мне снова пришли.

Лида (с ухмылкой). И не побоялись себя выдать?

Филимонов. Проявил чудеса конспирации, разговаривал с главным врачом властно и небрежно.

Лида. Где можно помыть руки?

Филимонов (растерялся). Там же, где вчера.

Лида. У меня каждый день по двадцать вызовов, забыла.

Филимонов сопровождает Лиду в ванную. Лида моет руки.

Филимонов (начинает с вдохновением). Архитектура, Лида, — это поэзия в камне, гармония в дереве или бетоне.

Оба проходят в комнату. Лида мгновенно оценивает обстановку.

Лида. Зажгите верхний свет! Мне темно, я могу промахнуться!

Филимонов. Может, обойдемся без укола, я себя прекрасно чувствую.

Лида. Нет уж, не выйдет! Симулянтов надо наказывать.

Филимонов (вдохновенно продолжает). Любите ли вы искусство архитектуры?

Лида. Нет! Ложитесь!

Филимонов покорно ложится.

Филимонов (лежа). Архитектура — высшее проявление творческих устремлений личности. Главное в архитектуре — единство эстетики и функциональности, когда сливаются красота и полезность. (Встает.) Спасибо. Мой любимый зодчий Брунеллески…

Лида. Ну, я пошла.

Филимонов. Не уходите. Я вас так ждал, так готовился!

Лида. Это я заметила. (Идет к выходу.)

Филимонов (властно загораживает ей дорогу). Мне нужно многое вам сообщить.

Лида. Вы вчера при своих дружках уже все сообщили. Дайте пройти!

Филимонов. Я всю ночь сочинял выступление к вашему приходу. (Достает из кармана шпаргалку.) Вот оно…

Лида (изумленно). Вы его написали?

Филимонов. Лида, я чиновник, бюрократ, бумажная крыса. Я взываю к вашей сознательности, не срывайте мне мероприятие.

Лида. Вы что же, решили провести со мной собрание?

Филимонов (продолжая игру). Только мой короткий доклад и ваши прения.

Лида (усаживаясь). Как всегда, на собрание силой загнали. Может, мне ваш доклад взять с собой и изучить в метро?

Филимонов. Нет, я буду читать сам.

Лида (стучит по вазе). Товарищи, тихо. Слово предоставляется товарищу Филимонову. Валяйте, Николай Семенович! И покороче, а то все домой спешат.

Филимонов (читает с оттенком легкой иронии в собственный адрес). Товарищи, сегодня у нас на повестке дня два вопроса. Первый — о поведении товарища Филимонова, который вел себя вчера недостойно мужчины.

Лида. Как полное ничтожество.

Филимонов. Кто за это уточнение — прошу поднять руки.

Лида поднимает руку.

(Поднимает руку.) Принято единогласно. Второй вопрос — о душевных переживаниях товарища Филимонова Н. С. (Читает по бумажке.) Дорогая Лида, я все время о вас думаю. Я не узнаю себя. Со мной что-то стряслось. Стряслось! Но очень хорошее. Я понял, что в моей жизни не хватает чего-то самого главного. Вы вошли в мою жизнь и преобразили ее, как Каракумский канал преобразил Голодную степь.

Лида. Вы мало похожи на Голодную степь.

Звонок в дверь.

Филимонов (мужественно). Я не буду открывать.

Лида (не без сарказма). Вдруг это из Комитета. Вы — на бюллетене, должны быть дома.

Филимонов (хорохорится). Плевать мне на это.

Лида. Не открываете, боитесь, что нас опять застукают вдвоем?

Филимонов. Я ничего не боюсь.

Лида. Раз вы такой смелый, открою я!

Филимонов (с наигранной беспечностью). Ради бога.

Лида идет открывать. Входит Одинков, в руках у него папка.

Лида. Здравствуйте, товарищ Одинков!

Одинков. Приветствую вас!

Лида. Проходите, Николай Семенович у себя.

Одинков (появляясь в комнате). Извините, Николай Семенович, что я вас тревожу, но без вашей