За все в ответе - Михаил Филиппович Шатров

Г р у я. Ну пожалуйста, уговори себя, что ты сильная, что ты все сможешь… (Садится за стол, пишет что-то, вызывает секретаршу.) Галочка, свяжитесь с Художественным фондом. Я видел у них на днях заготовку пятиметрового обелиска из серого мрамора. Не знаю, для кого они его там готовили, но передайте, пусть выгравируют на нем вот этот текст.

Д е в у ш к а  в  р ы ж е м  п а р и к е. Может, мне лучше сделать на машинке, чтобы они чего там не напутали?

Г р у я. Сделайте на машинке, если вам не трудно.

С е к р е т а р ш а  уходит.

М а р и я. Ну, я, кажется, теперь смогу досказать… Только, если можно, пусть эта девушка сюда не заходит, пока я не кончу.

Г р у я (идет и защелкивает дверь). Она не будет заходить, пока ты не кончишь.

Женщина мучительно долго собирается с силами.

М а р и я. Ну вот, так на чем я остановилась… Да, поехали мы вдвоем с сыном… Два дня пролазили по горам — его нет как нет. Вещи валялись на овчарне: и пиджак с двумя медалями, который он носил по праздникам, и хромовые сапоги, и маленький тот приемничек — все было на месте, но ни Кэлина, ни овец… прямо как сквозь землю провалились. Уже и гуцульские пастухи принялись нам помогать, и старую собаку-ищейку нашли — без той собаки, мы, верно, до сих пор бы его искали. А собака понюхала его пиджак и так понеслась, что мы еле за ней поспевали. Сначала овец нашли. На самой верхотуре была такая поляночка, и овечки лежали на той поляночке кружочком, все двести, бочок к бочку, голова к головке, точно кто их нарочно уложил, а вокруг земля была так выпасена, что даже корешков от травинок не осталось. Выели все, но не вставали, точно у всех двухсот ноги отнялись.

Г р у я. Да что ты мне все про овец — ты мне про Кэлина расскажи!

М а р и я. Как же можно рассказать про Кэлина, не рассказывая про овечек, если он лежал там же с овечками, в самой их середке. Лежал на пустом мешке — должно быть, днем прилег отдохнуть и умер во сне, а овечки не знали, что он умер. Им казалось, что он спит, и, собравшись вокруг него, с неделю прождали, когда он проснется и погонит их по горам. А он уже давно окоченел.

Телефон долго урчит. Груя не откликается на его сигналы, и входит  с е к р е т а р ш а.

Д е в у ш к а  в  р ы ж е м  п а р и к е. Москва просит.

Г р у я. Кто именно? Москва большая. Около десяти миллионов.

Д е в у ш к а  в  р ы ж е м  п а р и к е. По голосу это как будто помощник Василия Антоновича.

Г р у я. Скажите, что я не в состоянии с ним говорить.

Д е в у ш к а  в  р ы ж е м  п а р и к е. То есть… Сказать, что вас нету?

Г р у я. Нет, зачем же говорить неправду! Скажите, что он здесь, но теперь, в данную минуту, по личным мотивам не в состоянии с вами говорить по телефону.

С е к р е т а р ш а  уходит.

М а р и я (удивленно). А как же она вошла, после того как вы закрыли двери?

Г р у я. Я забыл, что и у нее есть ключ от кабинета…

М а р и я. А ты не смог бы отобрать у ней?

Г р у я. Нет. У кого-нибудь да должен быть еще один ключ. Вечны только должности, которые мы занимаем, а люди ведь не вечны.

М а р и я. В молодости эти секретарши как-то побаивались тебя, а теперь, я вижу, совсем обнаглели…

Г р у я. Что ж тут удивительного…

Опять входит  с е к р е т а р ш а.

Д е в у ш к а  в  р ы ж е м  п а р и к е. Михал Ильич! Художественный фонд хочет узнать, где будет установлен обелиск и кто будет за него платить.

Г р у я. Установлен он будет, как я там и написал, на могиле гвардии рядового, а стоимость его оплатит Родина.

М а р и я (после ухода секретарши). Он что, в самом деле так красив, тот мрамор?

Г р у я. Очень красив. Пепельный, с белыми прожилками. Таких памятников наше сельское кладбище еще не видало за всю свою многовековую историю.

М а р и я. А можно, чтобы и мне вырыли могилу там же, рядышком?

Г р у я. Что ты, Мария!

М а р и я (растерянно). Разве нельзя подобрать место так, чтобы сразу было для двух могилок?

Г р у я. Да не в том дело, но, понимаешь, ты…

М а р и я (в отчаянии). Но должны же мы хоть там, в земле, быть рядом! Мы, право же, любили друг друга, весь мир — свидетель тому.

Г р у я. Да нет же, Мария… Тебе нельзя потому, что ты живая еще, теплая, мыслящая, борющаяся, тебе еще жить да жить…

Входит  с е к р е т а р ш а.

Д е в у ш к а  в  р ы ж е м  п а р и к е. Москва просит.

Г р у я. Кто именно?

Д е в у ш к а  в  р ы ж е м  п а р и к е. Сам Василий Антонович.

Г р у я (берет трубку). Слушаю… А, здравствуйте, Василий Антонович. Добрый день… Телеграмму получил еще вчера вечером, но, как видите, я еще не в самолете и даже зубную щетку не закинул в портфель, чтобы отправиться в путь-дорогу… Что меня заставляет так долго раздумывать над зубной щеткой?.. Видите ли, причин слишком много для того, чтобы они могли выглядеть еще и вразумительными. Главная же из них та, что у меня большое горе — умер старый друг, и я еду хоронить его… Нет, он в нашей системе не работал, и должность его была самая маленькая. Попросту говоря, он был рядовым колхозником, но это один из тех старых друзей, к которому нужно ехать на похороны, чтобы сохранить чувство уважения к самому себе… Кстати, о бренности мира и суете сует… Помнится, еще весной вы как-то высказали мысль: а не засиделся ли я на своем нынешнем месте? По наивности я подумал было, что это шутка, скрывающая за собой возможное повышение, и только сегодня я понял, сколько суровой правды было в тех ваших словах… И, поняв, решил предпринять все возможное, дабы не задерживать собой вечное движение вперед, как это именовалось у Маркса. Молодым везде у нас дорога — это, как я понимаю, не только строчка из песни… О, разумеется, я сначала переговорю со своим начальством, все будет сделано с соблюдением всех установленных правил, но, как бы в дальнейшем ни сложились мои дела, я уже сегодня считаю себя обязанным поблагодарить вас за то, что в трудные минуты жизни находил у вас взаимопонимание и поддержку… Что-что?.. Нет, большие глупости мне уже не по плечу, а малые не в счет. До свидания.

Д е в у ш к а  в  р ы ж е м  п а р и к е. Художественный фонд спрашивает: «Родина» — это что такое? Артель, колхоз или организация какая?

Г р у я. При чем тут артель, при чем тут колхоз! Родина — это организация, и передайте им, что ради этой организации во второй мировой войне двадцать