Раненое сердце - Полевка

а потом зашел разговор, что во всех оазисах следует заменить дикий самосев на культурные сорта. Свои пальмы мы охраняем, а финиками почти не торгуем. Есть «хлебные» и «сладкие» сорта. Из одних пекут лепешки, а другие едят как фрукты. Это, - Ран потрогал ствол невысокой пальмы, - сладкий сорт. Они уходят на торги вместе с фруктами фирмы Ханиан, или съедаются нашими людьми. Некоторые эмиры купили у Хани такие семена, но большинство эмиров живет по старинке. Люди в их общине зависят от урожая фиников год от года. Сами эмиры воюют с соседями за оазисы, проливают кровь своих людей в бесконечных войнах, вместо того, чтобы повысить урожайность своих земель. Благо, хоть парниковое хозяйство прижилось за столько лет, и людям хоть какие-то овощи перепадают, а раньше вообще была беда с питанием.

- Так получается, вы таким образом заботитесь о чужих людях? - Альби удивился, - зачем? Они ведь чужие…

- Как говорит премудрый селафь: «торопись делать добро, а зло само успеет» - пожал плечами Ран, - люди – они везде люди. Пусть им будет хорошо, тогда они на наше добро не позарятся.

- Нет, - Альби прижался к мужу, - люди завистливые и неблагодарные. Сколько ни дай, скажут – мало. Вспомни, Рафик кормил бедных во время твоего назра. Спасибо говорил один из пяти, а четверо ворчали, что мало дали, или что в миске мало мяса.

- Но это не значит, что не надо помогать, - Ран потискал встревоженного супруга, - когда делаешь добро, ожидая, что тебе будут руки целовать в ответ, то это не добро, а гордыня и самолюбование. Это разные вещи, как ни посмотри. Добро надо делать от чистого сердца, не ожидая благодарности в ответ, и тогда оно к тебе вернется, и как раз там, где не ожидаешь, к тебе или твоим близким. Смотри – кашу раздавал Рафик, а сокровище получил Я!

Альби посмотрел снизу вверх в лицо мужа и улыбнулся своим мыслям. С его точки зрения, это был весьма спорный вопрос, кто именно получил сокровище, но спорить с мужем не собирался. Как говаривал в свое время Рафик – молчи и соглашайся, альфе виднее. За всеми этими разговорами солнце практически село за горизонт и теперь торопилось последними лучами осветить дорогу к ночлегу запоздавшим путникам. Альфы уже собрались у костра, где на вертеле крутилась туша с весьма костлявыми ногами. Альби прикинул, что на сотню крупных альф это был скорее символ, чем реальная еда. На песке остывал казан с вареной колючкой, и Альби не удержался от вопроса, неужели ничего лучше не нашлось.

- Нам такой напиток привычен еще со времен походов, - пожал плечами Ран, - что-то выпьем горячим, а остальное разольем по фляжкам. Он немного горчит, и поэтому много его не выпьешь, но прекрасно утоляет жажду. В пустыне большего и не надо – соленый сыр и горьковатое питье. Помнишь соленые «камешки» курта, которые привозил Рафик вместе с сыром от дяди Саида? Один такой «камешек» можно долго рассасывать. Он утоляет и жажду, и голод. И, главное, после него не потеешь, а, следовательно, не теряешь влагу. Но ты не переживай, Заки набрал тебе горячей воды для нормального чая.

Заки уже стоял возле шатра, держа в руках шаль, которую сразу накинул Альби на плечи. Когда зашло солнце, в пустыне сразу стало холодно. Песок под ногами был местами горячим, а местами холодным. Все зависело от того, как давно он был в тени. Через матерчатые сапожки песок ощущался, как через латексные перчатки на руках во время мытья посуды, и Альби порой казалось, что он шел по песку босиком. Ран довел его до шатра и придержал плотную ткань, а потом уселся напротив него на подушке. Маленький столик был уставлен тарелками, как будто все происходит в гареме, а не в пустыне. Альби только хмыкнул своим мыслям. Как много Заки набрал всяких вкусностей и как надолго их хватит, потому что альфам сегодня на ужин достанется по пирожку и кусочку жесткой козлятины.

Ран, убедившись, что у омеги все есть, рассеянно таскал куски с тарелок, а сам прислушивался к тому, что происходило снаружи. Альби тихо улыбнулся, заметив такое самопожертвование.

- Иди к ним, - омега накрыл руку мужа своей рукой, - я же вижу, что тебе хочется.

- Нет, - встрепенулся Ран и, похоже, смутился, - я не оставлю тебя одного. Тебе, наверное, страшно на новом месте.

- Глупости, - усмехнулся Альби, - ну чего мне бояться, когда ты рядом? Отправляйся к побратимам, а я помолюсь в тишине. Иди… - Альби заметил сомнение в любимых глазах и добавил, - хочешь, Заки поднимет полог у входа? Я закрою лицо и почитаю Библию, а ты будешь видеть, что со мной все хорошо, и в то же время ты будешь с побратимами. Они тоже по тебе скучают и ждут. Вам, я думаю, есть что вспомнить. Иди же…

Ран с благодарностью пожал тонкие пальцы и гибко поднялся с матрасика. Заки уже убирал столик, а Ради тащил подставку с большой Библией. Альби закрыл лицо платком и тогда уже улыбнулся. Если и читать для молитвы, то лучше молитвослов, но подарочная Библия выглядела на порядок солиднее, лежа на подставке, и если и показательно заниматься молитвой, то лучше с книгой потолще. Так и получилось. Ради установил подставку с Библией, Заки пододвинул треногу со светильником, а после этого поднял полог входа. Теперь даже беглый взгляд замечал склоненную в молитве фигуру на фоне темного шатра.

Альфы вначале замолкли, чтобы не мешать чужой молитве, потом начали разговаривать шепотом, а позже начался общий разговор у костра и голоса стали смелее и звонче. Тушку на вертеле время от времени поворачивали, а пока съели припасы, которые везли в омеговозке, и пили из маленьких кожаных стаканчиков свой напиток. Почти каждая фраза начиналась со слов: «а помните, как было…», и разговор тек плавно, прерываемый время от времени смешками. Альби уже насиделся на матрасике и подумывал, как бы отправиться спать, но тут кто-то из альф достал барабан и стал отбивать ритм. И следом за этим Ран начал петь:

Не завидуй тому, кто силен и богат.

За рассветом всегда наступает закат.

С этой жизнью короткою, равною вздоху,

Обращайся как с данной тебе напрокат.

Не давай убаюкать себя похвалой –

Меч судьбы занесен над твоей головой.

Как ни сладостна слава, но яд наготове