Жюльетта. Том II - Маркиз Де Сад

От лести, которой я, впрочем, не придавала никакогозначения, он перешел к вещам более серьезным и захотел еще раз увидеть мой зад,заявив, что никогда не насытится таким зрелищем. Поэтому все четверо зашли втайное святилище наслаждений княгини, где продолжили мерзкие оргии, и к своейчести я должна признать, что не могу описать их без некоторого стыда. Этадьяволица Боргезе обладала поистине неистощимой и дьявольской фантазией, и поее приказанию дуэнья предоставила в наше распоряжение совсем уж необычныепредметы похоти: евнуха, гермафродита, карлика, восьмидесятилетнюю старуху,индюшку, маленькую обезьянку, громадного мастиффа, козу и четырехлетнегомальчика, внука старухи.

— Боже мой, — не удержалась я, созерцая весь этотгарем, — какой ужас!

— Никакого ужаса, это самая обычная вещь насвете, — с важностью заметил Браччиани, — когда вам надоедает одноудовольствие, вас тянет к другому, и предела этому нет. Вам делается скучно отбанальных вещей, вам хочется чего-нибудь необычного, и в конечном счетепоследним прибежищем сладострастия становится преступление. Я не знаю,Жюльетта, какой смысл вы усматриваете в этих странных предметах, но можете бытьуверены, что и княгиня, и мой друг монсиньор Киджи, и я сам, мы получаем от нихвеличайшее удовольствие.

— Мне просто надо привыкнуть к ним, — поправиласья, — так что вы никогда не увидите мое смущение там, где речь идет ораспутстве или извращениях.

Я еще не закончила фразу, а мастифф, без сомнения приученныйк таким делам, уже тыкался носом мне под юбки.

— Ха, ха! Люцифер идет по следу, — развеселиласьОлимпия. — Раздевайся, Жюльетта, покажи свои прелести этому прекрасномузверюге, который знает толк в плотских утехах.

Нет нужды говорить, что я согласилась без колебаний: развемогло что-нибудь ужаснуть меня, меня, которая каждый день посвящала поиску всеновых отвратительных ужасов? Я опустилась на четвереньки посреди комнаты, песобошел вокруг меня, обнюхал и облизал мое тело и закончил тем, что овладел мноюи сбросил семя в мое чрево. И вот здесь произошло нечто необычное: членживотного разбух до таких размеров, что его попытки вырваться причиняли мненемалую боль. Очевидно, он скоро сообразил, что самое разумное в этом случае —возобновить акт, и мы предоставили ему такую возможность; наконец, послевторого извержения, он сумел вытащить свой все еще огромный, кусок плоти,дважды оросив мое влагалище горячей спермой.

— Ах ты умница, — растроганно проговорилКиджи. — Сейчас вы увидите, что мой Люцифер сделает со мной то же самое,что он сделал с Жюльеттой. У него очень развратные вкусы, и он готов отдатьдолжное красоте, где бы ее ни встретил. Хотите пари, что он прочистит моюзадницу с тем же удовольствием, с каким почтил вагину Жюльетты. Но я предлагаюусовершенствовать этот трюк: подайте мне карлика, я буду содомировать его, покаЛюцифер делает свое дело.

Я ни разу в жизни не видела ничего подобного. Киджи, бережноотносившийся к своему семени, оргазма не испытал, но тем не менее получилогромное наслаждение от происходящего.

— А теперь посмотрите сюда, — обратился к намБраччиани, — я покажу вам другой спектакль.

Он заставил евнуха содомировать себя, а сам овладелиндюшкой, чью шелковистую шею Олимпия стиснула своими бедрами, и в тот момент,когда доктор содрогнулся от эякуляции, она оторвала птице голову.

— Это неземное наслаждение, — объяснил намБраччиани, — невозможно описать, как сокращается анус птицы, когда ейотрывают голову в самый критический момент.

— Я никогда не пробовал этот способ, — призналсяКиджи, — хотя очень часто слышал о нем, и вот теперь настало времяиспытать его самому. Я попрошу вас, Жюльетта, держать голову этого ребенкамежду ног, пока я буду заниматься с ним содомией, богохульные проклятиявозвестят вас о моем экстазе, и по этому сигналу вы перережете маленькомубездельнику горло.

— Все очень хорошо задумано, — вставилаОлимпия, — но Жюльетта должна в это время также получать удовольствие,чтобы ускорить ваше извержение. Поэтому я поставлю гермафродита таким образом,чтобы она могла целовать по очереди оба его половых органа — вначале мужскойатрибут, потом женские прелести.

— Погодите, — вмешался Браччиани, — нельзя лисделать так, чтобы я в это время прочищал задницу вашему гермафродиту, а моимзадом занялся евнух? Кроме того, старая карга может испражняться на мое лицо.

— Фу, какая гадость! — не выдержала Олимпия.

— Мадам, — строго сказал граф, — этообъясняется очень просто: нет ни одного пристрастия, ни одной наклонности,которые не имели бы своих причин.

— Раз уж мы собираемся совокупляться все вместе, —сказал Киджи, — пусть меня содомирует обезьяна, а карлик оседлает ребенкаи подставит мне свою задницу, чтобы я мог целовать ее.

— Но вы забыли Люцифера, козу и меня, — подалаголос Олимпия.

— Для всех найдется место, — успокоил ееКиджи. — Скажем, вы с козой расположитесь возле меня, и я буду нырять то водин анус, то в другой, а Люцифер будет сменять меня и заниматься свободнымотверстием. Но я твердо намерен кончить в потроха самого юного участника, и незабывайте, Жюльетта, что вы должны сыграть роль мясника, когда почувствуете моиспазмы.

Действующих лиц расставили и разложили по своим местам, икажется, никогда не происходило столь чудовищного по своей похоти спектакля;все мы испытали оргазм, и ребенок лишился своей головы в самый нужный момент, акогда группа распалась, каждый из нас долго еще переживал сладострастныемгновения, которыми мы были вознаграждены за свою находчивость[30].

Остаток дня прошел примерно в таких же утехах похоти. Ясовокуплялась с карликом, потом снова — с мастиффом, на сей раз в заднийпроход; кроме того, меня ублажали оба итальянца, евнух, двуполое существо идаже искусственный фаллос Олимпии. Все присутствующие ласкали, лизали, щекоталикаждую часть моего тела, и только после десяти часов острого наслаждения яоставила эту необычную во всех отношениях оргию. Празднество завершилосьроскошным ужином, за которым была принесена жертва в греческом духе: мыразожгли большой костер, забили всех животных, которые доставили нам столькоудовольствия и бросили их тела в огонь; наконец, в том же жертвенном пламенизаживо сожгли старуху, связав ее по рукам и ногам; в живых остались толькоевнух и гермафродит, которыми мы продолжали наслаждаться после ужина.