Овечки в тепле - Анке Штеллинг

К счастью, с Бригиттой ничего не случилось, но Марианна не должна думать, что это снимает с неё ответственность, совсем наоборот. Её наказание напомнит ей о том, как ей повезло и повезло незаслуженно:

– Благодари – бога – что, – выкрикивает отец в такт ударам, – всё – обошлось!

Марианна благодарит бога, прикрывая голову локтями.

– Убери руки! – орёт отец и бьёт её по заднице.

Марианна не может убрать руки. Она инстинктивно прикрывает голову – параноидальный ребёнок. Как будто отец когда-нибудь целился ей в голову! Хорошего же она мнения о нём!

Я ненавижу этого отца. Ненавижу, но не могу его опознать. Должно быть, это мой дедушка? Тот беззубый старик, что нарезает моей бабушке бутерброд мелкими кусочками? Нет, это не он, этот старик совершенно безобидный.

Если я хочу его узнать, надо поискать его в себе самой, во мне, которая хватает тебя за локоть, Беа, у Джека вырывает из рук планшет, Кирана заталкивает в постель, а Линн заставляет: «Смотри мне в глаза!» – всё это ради вашей же пользы и чтобы вы заметили, как же вам повезло.

Это жгучее желание быть не самим собой.

Лучше кем-то другим, например, злым отцом, лучше в пятидесятые, а ещё лучше в тридцатые годы прошлого столетия, в какое-нибудь стародавнее, покрытое мрачным забвением время, когда ещё носили гамаши и били своих детей деревянными плечиками.

Лучше о них рассказывать, верно, Ингмар? Это было то, чего ты хотел, когда выдавал себя за любителя литературы, читателя настоящей литературы, – тогда как эта болезненно пограничная Рези нездоровым образом устраняет границы между собой и Гёте, между собой и своим драчуном-дедушкой, между современным человеком, постоянно пекущимся об общем благе, как Ингмар, и, скажем так, гауляйтером Францем.

Идея для настоящего романа: в центре романа стоит гауляйтер Франц. Человек-глыба, упрямый, прихрамывающий и с заячьей губой. Много никогда не имел, жил в бедности, рос в тесноте среди восьми сестёр и братьев и страдал от насмешек одноклассников, но всё-таки выбился в люди. И сделал карьеру в партии, после чего ему, простому слесарю из Рён-Грабфельда, доверили управление целым гау Нижняя Франкония.

На самом деле потребуется много стараний и долгих изысканий, чтобы сперва получить представление обо всём окружении этого человека, а потом изобразить эту среду достоверно и со знанием дела. Детали важны, благодаря им литература только и может донести до читателя эту скотину в образе человека.

Вскоре после получения власти в руки Франц знакомится на свадьбе своего товарища по партии со старой девой – так их тогда ещё называли, незамужних женщин старше двадцати пяти! И год спустя он с ней въехал в так называемую аризированную, то есть насильно выкупленную у евреев, скорее конфискованную квартиру на юге Ашаффенбурга. Квартира была хороша. Полностью меблированная, с отшлифованным фасадом.

Жена Франца забеременела, родила ему сына, потом ещё дочь. Наконец-то у него настоящая семья! Она растёт гордо и неуклонно – как рейх, и с рейхом же в конце концов и погибнет, не может долго продержаться то, что построено на несправедливости.

Первым делом Франц завёл привычку дома за столом брать такой же тон, как на работе у себя в кабинете, где этот тон уже привлёк особое внимание чуткого читателя. Его жена не возражала, только отсылала детей из дома на улицу. Где настроение по мере проигранных битв становилось всё хуже; Франц силился бороться и с разлагающей болтовнёй соседей, которые к тому времени все слушали вражеские радиостанции.

Когда Францу, несмотря на его хромоту, самому пришлось вступить в отряд народного ополчения, даже невнимательный читатель уже знал, что для детей Франца это добром не кончится.

Но хотя бы дома должен быть порядок! И вот уже сынок Адольф отказывается идти вместе со всеми на воскресную прогулку.

У настоящей литературы имеется целый штат персонажей. Людей, которые идут на то, чтобы про них рассказали – и тем самым не допускают автора до рассказа о себе самом.

Это производители услуг, подсобные рабочие, персонал, а я-то опять собралась всё сделать своими силами по принципу «сделай сам». Быть не только протагонисткой моей собственной жизни, но и средоточием всех моих забот и мыслей.

К персоналу можно привыкнуть. Если новые богачи ещё рисуются перед своими уборщицами и смущаются под взглядами тех помощниц по хозяйству, которые приехали в страну ради изучения языка и нанялись для этого в семью, то для старой аристократии батлеры – часть их самих.

Может, в этом и состоит пропасть?

На одной стороне – свобода не нуждаться в искусстве. Потому что не надо ничем становиться, ничего не надо добиваться и понимать. Разве что иногда получить удовольствие, после работы, за бокалом вина…

На другой стороне – усилия, собирание материала и беготня, взвешивание и впитывание. Чтобы понять, чтобы стать, чтобы выжить. Чтобы воспрепятствовать тому, что зима доконает тебя вместе с другими мышками.

Я наивна. Да. Разумеется.

Я не осознавала эту пропасть. Хотела служить, когда меня никто не призывал на службу; зачем призывать, думала я, ведь служишь самой себе; кто, если не мы; и почему самой себе, это же для всех!

– Привет, Ульф. Это Рези.

Молчание.

– Послушай, я звоню, чтобы спросить тебя, что, собственно, случилось.

Опять молчание.

– Тогда, с той статьёй. Да? Если честно, до меня всё ещё никак не доходит. Что в этом было такого уж плохого?

– Ты нас порочила. Глумилась над нашим фасадом. Якобы с виду он слаще ванильного мороженого.

– А ты не понимаешь, что я хотела этим сказать?

– Почему же, очень хорошо понимаю. Я понимаю это как нападение. Я неделями боролся за этот компромисс, и ты знаешь, насколько это трудно – прийти к согласию с десятью разными собственниками, ты знаешь людей и понимаешь, каково это.

Я молчу.

– Ты использовала это знание. Чтобы выставить нас напоказ.

– «Говорю то, что думаю».

– Что?

– Это из песни Нены. «Только приснилось». Ну, ты знаешь эту песню.

– Послушай, это бессмысленно. Зачем ты мне звонишь?

– Потому что мне странно, что мы вдруг не находим общего языка. Не имеем общего прошлого.

– Ты сама выделилась.

– А Нена мне по-прежнему нравится. И нравится то, что она выделяет.

Лауэли в Альпах, лето 2010 года.

Проектировщики и собственники К-23 отложили свои планы и дела на две недели, чтобы вместе провести отпуск в Швейцарии. В живописном Бернском нагорье, в доме родителей Кристиана, принадлежащем уже самому Кристиану и его брату Бернду – который, по счастью, живёт в Баварии, так что при планировании летнего