Лимеренция - Х. К. Долорес

Несколько сопровождающих убегают прочь.

Адриан опускает голову.

— Как я уже сказал, Дин, это моя вина. Мы с Фрэдди просто шутили, и этот игристый сидр… — Он потирает лоб. — Он весь вечер заставлял меня чувствовать себя странно. Я даже не помню, почему я был так расстроен секунду назад. Только то, что произошло. Мне так жаль. — Его голос дрожит, а в налитых кровью глазах плывет сожаление.

Это спектакль, достойный "Оскара".

Дин Робинс подзывает официанта и делает глоток шампанского, но тут же выплевывает его обратно в бокал.

— Это не игристый сидр, — кипит он. — Это алкоголь. Кто-то заменил безалкогольный сидр шампанским и призвал несовершеннолетних пить здесь сегодня вечером. — Он оборачивается, отмечая каждый полупустой бокал с шампанским. — Если вы сегодня вечером пили с подносов, вам нужно остановиться. Немедленно. Любой, кто выпьет, с этого момента будет считаться намеренным участником несовершеннолетнего и незаконного употребления алкоголя.

Раздается звон бокалов — студенты пытаются избавиться от своего шампанского. Я даже перепроверяю, чтобы убедиться, что у меня больше нет своего бокала.

Адриан проводит окровавленной рукой по своим кудрям и в ужасе смотрит на Фрэдди.

— О Боже. Я не хотел этого делать. Я не пытался причинить ему боль. Я не знаю, что на меня нашло.

Даже с расстояния в несколько футов я вижу, как разочарование Дина Робина сменяется отеческой заботой.

— Сколько ты выпил шампанского, сынок?

Адриан качает головой.

— Я не уверен. По крайней мере, три бокала. Может, четыре. Я не подозревал, что это алкоголь.

Мои глаза сужаются.

Скорее, один бокал — если что.

Я поворачиваю голову в поисках кого-нибудь, кто мог бы увидеть в действиях Адриана фарс, которым они являются, но никто не выглядит даже отдаленно подозрительным — только настолько обеспокоенным, насколько и шокированным. Судя по тому, как Адриан это преподносит, я бы не удивилась, если бы они сочли его такой же жертвой, как и Фрэдди.

Неужели я действительно единственная, кто это видит?

Настоящая жертва сегодняшней потасовки издает еще один стон боли, и декан Робинс уверяет:

— Подождите секунду, мистер Рук. К нам прибывает медицинская помощь.

К счастью, именно в этот момент в дверь влетает дежурная медсестра с аптечкой в руках.

— Хорошо, хорошо. Я здесь. Дайте мне взглянуть на повреждения.

Игроки в лакросс усаживают Фрэдди в сидячее положение, пока медсестра средних лет проверяет его пульс и ощупывает синяки, уже расплывающиеся по его бронзовой коже.

Закончив краткий осмотр, она глубоко вздыхает и обращается к декану:

— Ну, у него сломан нос и почти сломана челюсть. Насколько я могу судить, ничего опасного для жизни, но я бы все равно порекомендовала настоящему врачу осмотреть его.

Декан Робинс бормочет что-то себе под нос, подозрительно похожее на ругательство.

— Позвоните доктору Уильямсу, и пусть он приедет, как только сможет. — Он бросает взгляд на игроков в лакросс, все еще столпившихся вокруг Фрэдди. — А пока, почему бы вам, ребята, не проводить вашего друга в лазарет?

Мальчики кивают, закидывают руки Фрэдди себе на плечи и плетутся за медсестрой.

— Ты уверен, что нам не следует вызвать — скорую? — Восклицает Адриан, изображая раскаяние. — Или полицию? Я не против поговорить с ними, сэр. В том, что произошло, есть моя вина, и я чувствую себя ужасно. Я более чем готов взять на себя ответственность за свои действия.

— Нет, нет, нет. — Декан качает головой. — Я не вижу никаких причин привлекать полицию и разбираться с любой негативной прессой, которая может возникнуть из-за этого. Морщинка на его лбу подсказывает, о ком он беспокоится больше. — Травмы мистера Рука не критичны, и я не сомневаюсь, что смогу самостоятельно привлечь к ответственности того, кто накачал этих детей. — Он акцентирует предложение каменным взглядом, обращенным к остальным ученикам старших классов. — И если преступник выйдет вперед сейчас, мы сможем обсудить снисхождение.

Никто, похоже, не горит желанием взять на себя ответственность — и я предполагаю, что в понедельник на его столе не будет хорошего винтажного вина, — поэтому декан переключает свое внимание обратно на Адриана.

— Что касается тебя, сынок, твоя готовность взять на себя ответственность достойна восхищения, но ясно, что твои действия сегодня вечером были не твоими собственными. Я ожидаю, что ты, конечно, извинишься перед Фрэдди, как только он почувствует себя лучше, но, учитывая обстоятельства…

— Конечно, сэр.

Адриан сжимает окровавленные костяшки пальцев, и декан Робинс, кажется, замечает это, хмурясь еще сильнее.

— Тебе нужна медицинская помощь, сынок?

— Нет, сэр. Мне просто нужно привести себя в порядок.

— Ты уверен?

Сквозь смятение, бушующее на лице Адриана, проступает ухмылка.

— Если я почувствую себя плохо, сэр, Поппи всегда может сопроводить меня к медсестре.

Я напрягаюсь. Что я могу сделать сейчас?

Но декан Робинс уже кивает.

— Хорошо. Воспользуйся ванной в моем кабинете, ладно? Там есть аптечка первой помощи.

— Конечно. — Адриан выжидающе смотрит на меня. Ждет.

Я не двигаюсь.

Мой теперь испорченная дорожная сумка все еще лежит на мраморе, и остатки крови Фрэдди впитываются в кожу.

— Поппи? — Зовет Адриан.

У меня сводит челюсть.

— Иду.

Никто из нас не произносит ни слова по пустой дороге в кабинет декана. Я слишком занята, погружаясь в хаос того, что только что произошло. Под моей спокойной внешностью скрывается нервная мешанина из сдерживаемого гнева и ужаса — я просто жду, когда мы останемся по-настоящему одни, прежде чем разрядиться.

И как только мы добираемся до свободного кабинета декана, включаем свет в смежной ванной и закрываем дверь, я поворачиваюсь к нему.

— Что, черт возьми, с тобой не так? Это было…

Губы Адриана прижимаются к моим, поглощая мои слова, мой гнев, мое удивление. В этом нет нежности — вообще никакой нежности, — когда он прижимает меня к столешнице в ванной и его язык проникает мне в рот.

Я отвечаю прежде, чем делаю осознанный выбор, мои руки запускаются в его намазанные гелем волосы, а мой язык сплетается с его языком. Он неумолим, полон решимости исследовать каждый уголок моего рта.

Я дергаю его за волосы — сильно, но он только издает низкий горловой стон, и от этого звука меня обдает жаром.

Иисус Христос.

Я знаю, что должна оттолкнуть его, но мой разум сейчас не со мной. Я почти уверена, что он полностью покинул меня.

Но когда я провожу языком по его нижней губе и пытаюсь проникнуть внутрь, он покусывает меня — на самом деле покусывает меня — и я