Лебединый трон - Кэтрин Корр

На часах около полуночи, когда мой отец умирает.

Лекари вокруг носятся и суетятся, измельчают душистые травы и бормочут какие-то заклинания над припарками. Но даже лавандовый запах дыма не способен отогнать вонь разлагающейся плоти, как и одинокий огонек свечки не в силах спрятать в темноте комнаты еле вздымающуюся грудь и скрюченные пальцы, вцепившиеся в постельное белье. Он раздраженно отталкивает от себя лекаря и просит меня подойти ближе.

Мне шепчут об инфекции, и все же я не могу отказать просьбе отца. Я опускаюсь на край большой дубовой кровати, моя красная шелковая юбка в темноте напоминает разливающуюся кровь. Я склоняюсь над отцом, крепко держа его за руку.

– Это… – он указывает на свои сочащиеся язвами грудь и плечи, – моя ошибка. Я… слишком задержался. А эта зараза… – Его речь становится тяжелой, словно ему мешает говорить опухший язык. – Прости меня, Адерин.

Я его понимаю. Хворь, опустошившая за последний месяц один из наших портовых городов, привела к карантину и массовым смертям. Мой отец во имя помощи своим людям или во имя науки, а может, того и другого сразу, подолгу оставался с больными в надежде найти вакцину. Он рисковал своей жизнью в погоне за знаниями и раньше, но только в этот раз проиграл. А сейчас, сейчас он хочет моего прощения. Я пытаюсь сказать ему, что все будет хорошо, что лекари, может быть, все же найдут способ спасти его, но ложь застревает в горле. Вместо этого я смотрю в его затуманенные глаза и шепчу:

– Я знаю. Знаю, что уже поздно, отец. Ты должен отдыхать.

Но он качает головой, стискивает зубы крепче и моргает, пытаясь сфокусироваться.

– Я хочу, чтобы ты… осталась здесь, когда меня не станет. Останься в замке.

Он говорит это уже не в первый раз. Моя жизнь годами была ограничена нашим замком и островом, на котором он стоял. Уже давным-давно я перестала задаваться вопросом, когда смогу уйти отсюда. Я узнала, что можно стоять на открытом воздухе, на ветру, развевающем волосы, и все равно задыхаться. Узнала, что можно приказывать другим, но все еще быть узницей.

– Ты должна остаться, – слова прерываются приступом кашля. Прислуга бросается вытирать с подбородка отца кровь и слюну. – Оставайся здесь. Тут безопасно. Обещай мне.

Видимо, болезнь окончательно затуманила его разум. Если я никогда не покину это место, я не смогу исполнить того, что от меня требуется. И я никогда не поверю, что мой отец действительно хочет, чтобы я стала своей собственной заложницей, запертой в этих стенах вопреки клятве, которую я сама себе дала. Но, по всей видимости, я ошиблась. Он крепко хватает меня за плечо, пытаясь приподняться. И даже несмотря на слабость тела, хватка его пальцев оказывается болезненной.

– Пообещай мне, Адерин. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Все, чего я хочу, – он болезненно задыхается, – это защитить тебя.

– Я знаю, что ты любишь меня, отец. Я тоже тебя люблю.

Но дать такое обещание я не в силах. Мне не хочется лгать.

К счастью, он не замечает моего молчания и опускается на подушки. Его веки дрожат каждый раз, когда раздается звон часов, отбивающих час за часом.

– Хорошо. Я надеюсь, однажды ты поймешь. И еще… твоя мама…

Слова тают в тишине.

– Отец? Что ты хотел сказать? Пожалуйста, если есть хоть что-то, чего ты не сообщил мне, хоть что-то…

Мой голос словно раздается издалека. Я слегка встряхиваю старика за плечи.

– Отец…

Лекари собираются вокруг кровати, и я отхожу в сторону. Они проверяют пульс, дыхание и сердцебиение.

А затем кто-то из них прикрывает отцу глаза и накрывает его тело простыней. Снова раздается звон часов.

– Ваша Светлость?

Еще секунду я не осознаю происходящего. «Мой отец мертв. Он не может ответить вам».

Но слуга повторяет вопрос.

– Ваша Светлость?

И только теперь я понимаю: он обращается ко мне. Я больше не семнадцатилетняя девочка, которая тратит свое время, как ей заблагорассудится. Я больше не леди Адерин. Я Ее Светлость, защитница доминиона Атратис, единственная госпожа замка Мерл и прилегающих к нему земель.

Каким-то образом, в промежутке между концом одного дня и началом другого, изменилось все.

Всю следующую неделю или даже больше я нахожусь словно под толщей воды и смотрю на мир из пузырька скорби. Скорби, злости и жалости. К своему отцу. К себе. Я веду себя так, что никто не догадывается о моем состоянии. Хожу и разговариваю как обычно, ем и сплю в нужное время.

Портной приносит траурный наряд, я меряю его, всучив слуге свое любимое красное платье. Лорд Ланселин из Ансериса, управляющий, кладет передо мной указания к последнему полету моего отца: еда, музыка, список приглашенных. Я делаю вид, будто прохожу взглядом по списку. Чернильные каракули на страницах не имеют никакого смысла. Я соглашаюсь со всем, лишь бы остаться одной. Уже в одиночестве я наблюдаю, как волны разбиваются о гранитные скалы у подножия замка. Смотрю, пока глаза не начинают болеть. Я прислушиваюсь к собственному дыханию, обездвиженная болью в груди, – ударом, нанесенным второй потерей. И все же бег времени невозможно остановить.

Наступает день последнего полета. Будь мой отец жив, он бы наверняка не подчинился жесткому этикету королевского двора, но его смерть привела к ряду требований. На мне новая черная сорочка с высоким воротником и длинными рукавами, скрывающими руки, и тяжелая траурная диадема из черного янтаря и серебра, которую принесла моя горничная из хранилища. Она надевает ее на мои темные волосы, прикрепляя зажимами к голове. Когда я прибываю на пристань, гости, жители замка, фермеры и местные лорды уже собрались. Большая тень выглядит, словно выброшенная на берег кучка черных морских водорослей. Спустя определенное количество речей и песен моего отца, как когда-то мою мать и их родителей, погружают на высокий нос лодки и пускают в открытый поток. В последний миг огонь охватывает сухие щепки, сложенные вокруг его тела; вспыхивают красные языки пламени. Почетный караул шагает вперед. Каждый член дворянства, представляющий свою семью, одет в черный длинный плащ.

Один за другим они отдают свои плащи слугам. И на минуту каждый из них дрожит на прохладном утреннем воздухе. А затем они обращаются.

Журавли и бакланы, вороны и грифы, цапли и скопы – каждый из них плавно превращается из человека в птицу и поднимается в небо. Птицы, которые гораздо больше, гораздо опаснее, чем их тезки, обитающие в наших лесах и полях. Собравшись вместе, перевоплощенная знать следует за пылающей в море лодкой. Столько разных птиц. Но ни одного лебедя.