Обручённая со смертью. Том 2 - Евгения Владон

Вот так всегда! Ожидаешь увидеть нечто уже для себя привычное, например, сиреневых бабочек на фоне цвета свежей мяты, облепивших все стены моей комнаты в доме родителей или коньячный янтарь в «деревянных» лианах массивной мебели в спальне Палатиума своего внеземного похитителя, а в итоге… Открываешь глаза и удивлённо ими хлопаешь, какое-то время пытаясь понять, что не так, почему я ничего не узнаю и вообще не понимаю где я, раз уж доводить до логической завязки свои более-менее критические размышления. Или какое-то время просто тупо водишь взглядом по окружающему помещению, прислушиваясь то ли к своим ощущениям, то ли лениво вопрошая спящую память о том, почему на меня смотрят стены и панорамные окна совершенно незнакомого мне оттенка и формы. Да и размеры всей спальни какие-то непривычно маленькие, особенно высота потолка и пущенный чуть ли не по всему его периметру карниз с длинными до пола шторами золотисто-бежевого цвета, от которых от края и изножья кровати было практически рукой подать. Хотя, единственное, за что цеплялся глаз, восхищенно задерживаясь чуть ли не на каждом предмете – это общая роскошь с дорогостоящей отделкой всего интерьера, включая мебель и броские вещицы вроде кресел, пуфиков с атласной обивкой и позолоченной резьбой деревянной основы.

Кровать тоже оказалась с непривычки небольшой, хоть и двуспальной, но уж если сравнивать с исполинским ложем из Палатиума, то даже для меня выглядела чересчур компактной, почти спартанской, особенно для моего баскетбольного роста – шибко не разгуляешься. Дальше больше. Взор тянется вслед за движением головы кверху, цепляется за мягкую стеновую обивку с каретной стяжкой над королевской спинкой ложа и едва не с детским восторгом задерживается то на одной репродукции картины то на другой, величественно застывших по обе стороны от изголовья, в аккурат над зеркальными прикроватными тумбочками. И вообще, глазу буквально приходилось хвататься за всё подряд с жадностью маленького ребёнка, попавшего в царство игрушек и кондитерских сладостей, не зная, на чём остановить свой решающий выбор и что опробовать в первую очередь. Так и я. Что-то интересное увидела, потянулась, выхватила краем зрения, опять зацепилась, чуть не взвизгнув или не задохнувшись от шокированного восхищения. Даже на какое-то время успела забыть кто я такая в действительности и по чьей воле-хотению могла оказаться в этой уютной и по любому человеческой обители моего земного мира. Не смотря на окружающую роскошь, на букеты живых орхидей в вазах на прикроватных тумбочках – всё это было мне знакомо и привычно, включая приятные ароматы лёгкого освежителя воздуха и кондиционера для постельного белья. Стыдно признаться, но я даже уткнулась носом в ближайшую пуховую подушку, чтобы втянуть её запах во все лёгкие и на время прибалдеть, отгоняя мысли о том, что она могла стоить бешеных бабок и иметь климатическую прокладку из PCM¹.

Потом уже, естественно, рискнула сползти с кровати на пол (вернее, на бархатный ковролин, одинакового со стенами, шторами и мебельной обивкой оттенка), заодно окидывая любопытствующим взором и себя саму. При чём как-то и не сразу вспомнив о последних событиях, и какой я на самом деле должна была быть после всего, что со мной вроде ещё не так давно вытворяли. По крайней мере, полуживой по любому, но уж совершенно не настолько бойкой и на удивление подвижной, с единственным незначительным недомоганием в виде лёгкого головокружения.

От моего последнего тематического костюмчика и шикарной причёски так же не осталось ни малейшего следа, как и от ощущений возможной сильной крепатуры во всём теле с болезненными резями в перетруждённых мышцах вагины. Я снова была самой обычной Аськой Ковалёвой, разве что в необычном для себя окружении и в непривычной сатиновой комбинации цвета слоновой кости, воспринимаемую моими рецепторами не иначе, как за вторую кожу.

Похоже, я так никогда и не привыкну к столь сумасшедшим перепадам происходящих со мной событий и постоянной смене реальности, где даже я не в состоянии определить, что есть настоящее, а что – иллюзия. Вот и сейчас, подбегаю к ближайшему окну с нервно бухающим в груди сердцем и перехватившим дыханием, не зная, какой сюрприз меня ожидает на этот раз. И всё-таки несдержанно ахаю и от переизбытка накрывших чувств зажимаю рот ладошкой, ибо никак не могу поверить увиденному.

Боже! Город! Настоящий! Большой и живой, с идеально прореженными прямыми дорогами и магистралями домами европейского зодчества, одновременно напоминавшего здания Санкт-Петербурга и Венеции, только без каналов и мостов. И я смотрела на всё это невообразимое великолепие с высоты последнего (скорей всего шестого) этажа пока ещё неизвестного мне строения, выхватывая взглядом чуть ли не со всех сторон нескончаемое движение машин и прохожих. Судя по моделям автомобилей и достаточно угадывающегося даже с такого расстояния фасона одежды горожан, это действительно было моё время и настоящий земной город западного образца, при чём невероятно большой – растянувшийся пред моими глазами до самого горизонта всего лишь небольшой частью от его общей панорамы. За вторым окном и выступающим за ним краем внешней террасы красовалось захватывающее дух продолжение и примыкающий проём с зеркальной дверью-купе в смежную комнату, куда я не преминула заглянуть, а потом уже и войти с отвисшей челюстью недетского восторга.

Конечно, это не ванная из Палатиума, но даже окруживший со всех сторон необычный интерьер сумел восхитить мой слегка избалованный за последнее время взгляд своим необычным исполнением, а, главное, знакомыми мне вещами и мебелью. Тёплый, молочно-бежевый мрамор на стенах, потолке, паркете и даже в облицовке центральной ванны (не исключено, что с джакузи). Но самое необычное – это стеклянные с подстветкой тумбы вдоль окон, внутри которых в подвешенных квадратных горшках и в окружении больших толстых свечей цвели белоснежные орхидеи, а перед закрытыми створками пластиковых дверей на террасу, на прозрачном, как слеза, столике разлеглась голая нимфа из белого камня. В общем, восхищаться было с чего, как и рассматривать всякие интересности и детальки, которых мне, как выявилось, так не хватало в хоромах Паралитиума.

Обошла я границы ванной комнаты довольно-таки неспешно и в небольшом раздумье – принять душ сейчас или же сразу залезть в необычный прямоугольный резервуар, вмонтированный в увесистый кусок мрамора прямо по центру небольшого (во всяком случае для меня) помещения. Но что-то заставило меня передумать и потянуться на выход к идентичному первому проёму с такой же зеркальной створкой раздвижных дверей, только с другой части комнаты. Не исключено, что мною сподвигло вполне предсказуемое желание – исследовать остальную часть пока ещё скрытой от меня то ли квартиры, то ли иного вида жилища (безусловно дорогостоящего и далеко не для такого типа людей, как я), куда меня мог перенести лишь один единственный способный на такое «человек» на Земле – Найджел Николас (Адарт) Астон. Кстати, о последнем.