Черное солнце - Валерия Минц

— О, еще как, — Чембер попытался выдавить их себя смешок, но его неловкая попытка не снизила градус накала.

— Тогда пройдемте к переходу, он на этаж ниже, — с холодной учтивостью арраканец пропустил нас вперед.

Но когда мы подошли к лестнице и начали было спускаться, темная тень преградила мне путь, отрезав от остальных. Камиши наклонился ко мне так близко, что меня обдало его теплым дыханием. Знакомый приторный аромат ударил в ноздри, навязчивый, затмевающий разум. Меня пробрала дрожь.

— Думаешь, я не знаю, что ты затеяла, а, Кустодес?

Его спокойный шепот, без единой угрожающей нотки, столь противоречащий горящей в глазах свирепости, сковывал ужасом почти таким же цепенящим, что и тогда в гостинице, с Александером. Разница была лишь в том, что для лейтенанта я была лишь забавной зверушкой, которую можно было запугивать в свое удовольствие, чтобы потешить самолюбие и почувствовать власть.

Но вот Камиши Десай…

Десай был другим делом. Яд змеи не всегда убивает мгновенно, но и одного легкого укуса может хватить, чтобы жертва корчилась в муках, моля о милосердии. Одно неверное слово, и отравленные клыки вонзятся в мою шею. Этот человек уже привык идти по головам и добиваться своего любой ценой. И уж точно не станет церемониться с той, кого почему-то считает своей угрозой.

Я с трудом отогнала липкий страх.

— Не понимаю о чем вы …

— Вот только не строй из себя дурочку, — он прищурился, гневный проблеск контрастировал с невозмутимостью его бледного лица. — Думаешь, я не понимаю, зачем ты тут?

Молчание зависло в воздухе между нами. Страх все сильнее леденил внутренности и жаром обдавал лицо. Он… он не может знать, что мы задумали. Ни единая душа, кроме меня, Ады и Ари, не знала о наших планах.

— Так и будешь молчать? Или, может, еще скажешь, что просто так сильно интересуешься магией в последнее время и ищешь способы незаконно проникнуть в Лабораториум?

Сомнения еще сильнее нахлынули волной, норовя утащить в темные пучины отчаяния. «Держаться. Сохранять спокойствие. Это блеф. Он просто блефует…» — велела я себе, чтобы придать голосу хотя бы немного уверенности.

— Может, вы меня с кем-то перепутали? Я не разу не была в лабораториях вне учебного расписания…

— Правда? А вот мой хороший друг говорил иное… Или Лукас Роксли решил просто так придумать сказку он некой студентке с замершим пламенем, неведомым образом оказавшейся в Лабораториуме?

Во рту пересохло, вставший ком ужаса в горле перекрывал дыхание, не давая вдохнуть.

— Господин, я здесь просто по дружеской просьбе…

— Дружеской просьбе, — он усмехнулся. — Ты про Хуса? Или о милейшей Бьянке?

Мне даже не пришлось изображать недоумение.

— А причем тут Арелан?

— Думаешь, я не знаю, что ее бабка сильно заинтересована в встрече с тобой? — он внимательно вглядывался в мое лицо, словно бы выискивая в нем ответы на свои вопросы. — Как интересно получается, правда? Старой карге стоило немалых сил совладать со своей гордостью, чтобы пойти ко мне на поклон из-за своей несмышленой внучки… А потом Камилла Кустодес сначала пробирается тайком в лаборатории, а затем и так удачно попадает на «экскурсию»…

Я все еще не понимала, к чему он вел, однако в голове засияла догадка, словно разгоняющий тьму утренний свет — он ничего не знает про задуманный нами ритуал. Я была готова выдохнуть от облегчения, однако под испытующим взглядом арраканца, которое, казалось, управлял сердцебиением, было тяжело взять себя в руки.

— Я не знаю, причем тут Бьянка и госпожа Луиза, Камиши…

— Господин Десай, — резко поправил он.

— …Господин Десай, чтобы вы не подумали, но мы с друзьями просто хотим очень основательно подойти к нашему дальнейшему обучению и определиться со своим будущим заранее. Не более.

Мгновения, пока он решал — верить моим словам или нет, тянулись вечность. Прищуренные, полные ненависти глаза пронизывали насквозь.

— Я не знаю, по чьей указке ты действуешь — Луизы или своего отца, но если пытаешься вынюхать что-то моей работе или ищешь, чем можно меня шантажировать, можешь сразу бросить свои нелепые попытки.

Мерзкий сладкий запах липкими щупальцами стремился проникнуть в нос, рот, горло… Я зажмурилась, когда почувствовала его дыхание рядом с ухом.

— Если я еще раз услышу или узнаю, что кто-то вновь проник в Лабораториум, или кто-то из младших курсов попал в помещения внеурочного времени, ты будешь первой, кто попадет под мои подозрения. И я не побоюсь испортить тебе жизнь так, что даже твоему отцу не отмыться от такого пятна на безупречной репутации вашего Дома.

Он отпрянул от меня, и маска на его лице сменилась с той же быстротой, как летняя гроза сменяется ясной погодой. Поправив свой лабораторный халат, с вежливой улыбкой он пропустил меня к уже успевшим отойти дальше по коридору Ари и Аде. Увлеченные беседой с Чембером, они даже не заметили, что я отстала от них.

Однако брошенная мне в спину напоследок фраза, словно нож, вонзилась в самое сердце, заставив почувствовать тошнотворный привкус во рту от вкрадчивости голоса и мерзкого скрытого в нем намека:

— Передавайте мои наилучшие пожелания Каталине Андо.

* * *

В видес[пр.: третий день недели] занятия всегда заканчивались очень поздно. Как только дни стали настолько короткими, что солнце садилось за окутанный маревом горизонт почти в середине дня, у нас начались вечерние практические занятия по астрономии, которую я терпеть не могла.

Мне нравилось изучать звездные карты, созвездия и легенды, что стояли за их возникновением. В историях всегда было больше жизни, чем в скупых цифрах. Большую часть времени мы вычисляли по формулам движения небесных объектов, наблюдали в телескоп положение спутников и далеких звезд, что плохо сочеталось с моим представлением об изучении небосвода. Единственные исторические справки, которые нам давали на лекциях, были о том или ином ученом, внесшим свой неоценимый вклад в развитие науки, но это было совсем не то.

Звезды всегда были чем-то особенным для веасийцев, а потому с детства, сколько я себя помню, мы с братьями поднимались на самую высокую замковую башню Лусноче, служившую в Каса-де-Вентос маяком, и любовались завораживающим ночным небом во всей его красе. Летом мы наблюдали созвездием Любовников, по легенде разлученных возлюбленных Алайну и Микаэля. Осенью на небо выходила Рысь, что вскормила и выходила перерожденное в теле котенка божество и в награду получила место на небосклоне. Зимой небо становилось охотничьими угодьями Следопыта и его своры Гончих, обреченных вечно догонять обитающего на южном небосклоне Белого Оленя. А весной